Я отпил коньяку. - Вы могли бы рассказать о вашей семье? - О семье? То есть о людях, которые давно умерли? В первую очередь вас, наверное, интересует мой отчим? - И он тоже. Каково, кстати, его завещание?
Мисс Лайджест оторвалась от шахматной доски и подняла на меня удивленный и озадаченный взгляд: - Представьте, я совершенно забыла об этом! - сказала она, поглаживая пальцем фигурку коня. - До этой минуты, пока вы не напомнили мне, я и не вспоминала о завещании. Теперь придется улаживать и эту проблему! - Вы предполагаете содержание завещания?
Она пожала плечами: - Думаю, я единственная наследница своего отчима. Конечно, часть денег может быть передана в различные организации и благотворительные общества. Нужно будет съездить в Лондон и поговорить с нашим адвокатом, если, конечно, инспектор позволит мне отлучиться. - Ваш отчим имел только один брак? - Да. Он не был женат ни до брака с моей матерью, ни после ее смерти. - Ваша мать была счастлива с ним? - Думаю, да, насколько это было возможно для нее. Мистер Лайджест очень любил мою мать, заботился о ней и делал все, чтобы доставить ей удовольствие... - Но? - Но брак с моим родным отцом навсегда остался для нее лучшим периодом в жизни, и отчим мог рассчитывать в лучшем случае составить его тень.
Мисс Лайджест, видимо, не испытывала неудобства от разговора о своей семье. На мои вопросы она отвечала сдержанно, но открыто и особенно не раздумывая, и не забывала при этом передвигать фигуры. - Вы помните своего отца? - Очень смутно. Когда он погиб, мне не было и пяти лет. Мистер Стивен Эмброуз, мой отец, был офицером королевской пехоты. Говорили, он был лицом и гордостью своего полка, но... только до очередной колониальной военной кампании, предпринятой ради расширения владений короны. Мать рассказывала мне, что он был горячо любим сослуживцами за выдающийся ум и блестящее чувство юмора. Еще она говорила, что я, даже будучи совсем маленькой девочкой, представляла собой его копию, а от нее унаследовала лишь цвет глаз. Когда отца не стало, мать отдала меня в школу. Через несколько лет, приехав на каникулы, я узнала, что она собирается замуж вторично. Тогда я впервые увидела мистера Лайджеста, и он мне ужасно не понравился, хотя сейчас я понимаю, что любой, посягнувший на место моего отца, не понравился бы мне. Однако мать вышла замуж, и меня удочерили. Я продолжала учиться и с новой семьей виделась редко. Отчим присылал мне письма и подарки, но сама я в те годы не очень-то баловала его своим вниманием и отвечала коротенькими посланиями с благодарностями. Вскоре мама умерла. - Если вам тяжело вспоминать об этом, мисс Лайджест, вы можете не рассказывать.
Ее глаза при последних словах действительно наполнились каким-то особым мерцанием, но это были не слезы, а какой-то сухой блеск, какой бывает у отполированной стали. В ней, несомненно, всколыхнулись эмоции, но, что это за эмоции, не смог бы сказать никто. - Нет, мистер Холмс. Все это давно стало лишь воспоминанием... Так вот, мама тогда путешествовала с отчимом по Европе и сильно заболела. Несмотря на все старания, спасти ее не удалось, и она скончалась в Италии. Там ее и похоронили. - А вы? - Я узнала об этом лишь через месяц, когда отчим прислал письмо. Но долгая разлука сделала меня скупой на дочерние чувства, и я ощутила лишь тупую боль от утраты. - И вы стали жить с отчимом? - Нет, после окончания школы я попросила у него часть состояния покойной матери и отправилась в Европу. Конечно, я могла бы учиться в одном из наших знаменитых британских университетов, но тогда мне хотелось оказаться подальше от дома, не чувствовать себя ни к чему привязанной, и поэтому я предпочла учиться на континенте. Потом я несколько месяцев путешествовала по Европе, нашла в Италии могилу матери и по-настоящему попрощалась с ней. - Если ничто больше тогда не удерживало вас в Великобритании, почему вы не остались в Европе, мисс Лайджест? Не могу поверить, что не поступало достойных предложений о замужестве.
Она, видимо, не почувствовала себя польщенной этими словами и испытующе посмотрела на меня: - Достойные предложения были в достаточном количестве, но ни одно из них меня не заинтересовало настолько, чтобы я решилась изменить свою жизнь. Что касается Великобритании, то я тоже поначалу думала, что ничто меня здесь не держит, но со временем поняла, что ошибаюсь: мне захотелось семейного тепла, а отчим продолжал писать письма и просил вернуться домой, кроме того, я получила выдающееся по английским меркам литературоведческое и филологическое образование, и здесь оно имело уйму путей применения в отличие от Европы, где подобных специалистов даже тогда было гораздо больше. Да и вообще, я уже принадлежала к известному английскому роду Лайджестов и понимала, что с этим именем на родине можно продвинуться дальше и заниматься rel, что интересно. Ходите, мистер Холмс, а то я съем вашу ладью! - Спасибо за предупреждение!
Минут десять мы играли молча. - Отчим принял вас с радостью, когда вы вернулись? - спросил я, наконец. - Да. Он, должно быть, чувствовал приближение старости и поэтому был рад постоянно иметь мое общество, а мне было нетрудно находиться рядом с ним. Правда, вскоре по возвращении я познакомилась с Гриффитом Флоем, и он не давал мне скучать, заметно оживляя обстановку своими деяниями. Отчим же поощрял все мои занятия и возражал лишь против долгих отлучек. - Вы уезжали куда-то? - Ну, временами приходилось порядком поездить по стране, чтобы получить желанный экземпляр... Полиграфия быстро стала самой сильной моей страстью. В чем дело, мистер Холмс?
Неожиданная мысль заставила меня выпрямиться. С самого начала, в тот самый момент, когда на Бейкер-стрит доставили телеграмму мисс Лайджест и когда я спросил Уотсона о том, почему эта леди считает, что ее имя должно говорить мне о ее деле, я каким-то отдаленным чувством понимал, что слышал ее имя раньше и что сам произносил его... Разумеется! Элен Дж. Лайджест - автор монографии "Британская полиграфия", которая давно стояла у меня на полке, и к которой я несколько раз обращался за справками в своих расследованиях! Подумать только, теперь эта женщина сидит передо мной и не просто сидит, а является моей клиенткой! - Боже мой, мисс Лайджест! - сказал я, смеясь. - Как я мог не вспомнить вас сразу? Я читал ваш труд, и он даже украшает мою библиотеку, но ни ваша телеграмма, ни визитная карточка, ни даже слова Грейс Милдред о том, что вы пишете научные статьи, не освежили мою память. Только теперь я вспомнил, где видел ваше имя раньше! - Ну, вот видите! - улыбнулась она. - Озарение за озарение. - Если бы моя память не играла со мной в такие игры, и если бы я прочел статью о вашем аресте на неделю раньше, я бы, наверное, сам, не медля ни минуты, предложил вам свою помощь. Во всяком случае, теперь передо мной стоит вдвойне важная задача: я не просто должен освободить женщину от несправедливого обвинения, но и спасти для Англии выдающегося ученого!