Наши взгляды встретились, и каждый выдержал это, пока было возможно. Я поймал себя на том, что испытываю горькое наслаждение в поединке со своей страстью, и слова цеплялись друг за друга, превращаясь в неуправляемый снежный ком: - Я всегда утверждал, что любовь - это всего лишь эмоция, слабость, человеческий эквивалент инстинктов избегания одиночества и продолжения рода. Слишком много внутренних сил уходит у влюбленного на то, чтобы поддерживать к себе чувство другого человека! Слишком сильны ежеминутные эмоции! Вообще, любовь противоположна ясному рассудку и действует на него разрушающе. - И поэтому ее нужно подавлять, если хочешь сохранить рассудок в целости? - Да, но для меня, например, в этом нет необходимости - я ведь уже сказал, что потерял всякую к ней способность. - О, в этом случае действительно никаких сложностей. Но как же быть с продолжением рода? - Продолжение рода - важная человеческая функция, но не каждый обязан ее выполнять. Одних природа одарила красивым голосом, других способностями к математике, третьих - этой пресловутой тягой к продолжению рода, ну а четвертых детективным талантом. - А я всегда полагала, что сущность человека в его многогранности... - ...но также и в способности выбирать главное и развивать его в себе, вопреки всему тому, что мешает.
Элен усмехнулась: - Или тому, кто мешает, не так ли?..
Напрасно я надеялся, что задушил свои чувства - после обеда мне стало только хуже, и теперь к сердечным мукам прибавились еще и муки совести. Лежа на диване в своей комнате и беспрерывно повторяя про себя сказанные нами обоими слова, я понял, что попросту обидел Элен. Я вел себя, как последний идиот, я грубо и безапелляционно выдавал какие-то умозрительные интенции, теша себя иллюзией, будто отстаиваю свои жизненные принципы! Как глупо и недостойно это должно было выглядеть!.. И перед кем? Перед женщиной, которую я люблю, люблю настолько глубоко и страстно, что скажи я хоть тысячу раз, что это не так, все равно ничего не изменится!
Чего могут стоить моя хваленая сдержанность, мое самообладание, если я так легко отдался внезапному порыву, рассердился на то, что этот независимый и гордый человек не желает раскрывать свою тайну, охраняет ее и готов отвечать колкостью на колкость?! Она умеет хранить свое достоинство, умеет ставить наглецов на место, умеет оставаться собой при k~a{u обстоятельствах. А чего ждал я? Что, когда я вдруг передумал говорить с ней так, как это сложилось между нами, она будет как ни в чем не бывало принимать мою показную независимость, мою холодность и скрытность? Что она будет преданно смотреть мне в глаза и продолжать ждать, когда я в очередной раз захочу проявить теплоту к ней? Она проявляла лишь вполне оправданный и справедливый гнев.
Однако многие произнесенные слова не могли бы обидеть Элен, если бы она была ко мне совершенно равнодушна, если бы она боялась потерять всего лишь приятного собеседника, каким я для нее стал. А это может значить только одно - мои чувства небезответны!.. Где-то в глубине моего сознания, помимо воли, помимо моего понимания уже давно теплилась надежда, и мои глаза давно говорили мне больше, чем хотела Элен ... Всемогущий Боже - и я испортил все сам! Я испугался, когда стал замечать, что на мою теплоту Элен отвечает своей? Ну, конечно, - проще думать, что любовь безответна и не бороться за взаимность! Легче отступить и сказать самому себе, что любить кого-то - не в твоих правилах, чем признаться, что в ком-то нуждаешься, от кого-то зависишь! Какое малодушие, какая трусость - прятать любовь, как нечто недостойное, вместо того, чтобы дать событиям быть!..
В том, что нужно что-то делать, сомнений не было, но когда я стал искать выход, меня охватило отчаяние. Я не мог извиняться, потому что для этого не было объективных причин не было произнесено ни одной грубости, ни одной резкости; я не мог просто оставить все как есть и снова проявлять заботливость и нежность - это выглядело бы еще большей наглостью. Оставалось лишь пойти к Элен сейчас же и сказать, что я люблю ее - это объяснило бы все. Но я не мог поступить и так, потому что чувствовал, что нужная минута еще не пришла, что Элен еще не готова и что я сам пока не могу приложить к своему признанию ту защиту, в которой она нуждается. Знать столько, сколько знает она, знать больше, знать всe, знать и быть готовым действовать единственно верным способом - вот тот миг, когда я смогу предложить этой женщине свою любовь... Однако просто остаться здесь и позволить Элен думать обо мне не Бог весть что тоже едва ли было выходом, и я не мог себе такого позволить.
Кабинет Элен оказался пуст, но не было сомнений, что его оставили не больше пяти минут назад: бумаги на столе были разложены для работы, в чернильнице свежие чернила, свечи еще не успели оплыть, а рядом спички и нож для заточки перьев...
Интересно, есть ли у Элен желание смотреть, как я мучаюсь? Может быть, это ее забавляет? Сам я твердо знаю, что это жалкое зрелище, с которым надо покончить как можно скорее.
Прошло пять минут, но они показались мне вечностью. Я выкурил трубку, сидя в кресле и вслушиваясь в звуки спящего дома.
Прошло еще пять минут. Я ждал, и это становилось невыносимым. Возможно, она забыла, что здесь горят свечи, и сидит где-нибудь в другой комнате!..
Еще до того, как эта мысль приобрела оконченную форму, я встал и направился к двери. В единое мгновение Элен на полном ходу чуть не оказалась в моих объятьях... Она инстинктивно отшатнулась, резко отвела в сторону горячий кофейник, который держала, и лишь затем взглянула на меня. Ни один из нас не мог двигаться дальше - мы стояли почти вплотную в дверном opnele.
Элен стояла передо мной, и все ее тело воплощало напряжение, но не оттого, что моя рука, упираясь на край проема, преграждала ей путь - ее тревожила моя близость, она чувствовала мое волнение. Однако глаза были до ненормальности спокойны! В них было отстраненное и немного язвительное выражение, столь противоположное бушевавшим во мне чувствам. Это спокойствие было хуже ярости, гнева, возмущения!.. Я попытался взять кофейник из ее рук, но она отстранилась, насколько это было возможно, и вопросительно посмотрела на меня. Она словно наблюдала за спектаклем или демонстрировала мне свою невозмутимость, заодно намекая, как мало ей это стoит. - Позвольте мне пройти, сэр, - произнесла Элен таким тоном, каким она раздавала в доме указания.
Я убрал руку с ее дороги, но она продолжала стоять напротив. - Доброй ночи, мисс Лайджест! - сказал я и пошел прочь.
Итак, эта двусмысленная ситуация достигла своего пика!..
Я запер дверь изнутри и повалился на диван. Мысли путались в голове, не давая возможности сосредоточиться на чем-то конкретном.
Невыносимая досада наполняла меня, и я проклинал себя за ту редкую глупость, в которой так преуспел за один вечер.
Я не смог даже поговорить с ней! Она, поскольку в доме все уже легли спать, решила сама приготовить себе кофе. Что может быть естественней? И каково ей было, когда в дверях ее собственного кабинета на нее налетел я и, вместо того, чтобы хотя бы извиниться, пожирал ее глазами и довел положение до того, что она же просила у меня позволения пройти! Конечно, ее взгляд был странным - это она должна была злиться на меня, а не я на нее. И за что? За то, что она не пожелала устраивать перемирие и не встретила меня ласковой улыбкой? А эта выходка с попыткой взять ее за руку! Какие я имел основания трогать ее? Решительно никаких. То, что меня влечет к ней, не является оправданием. Она никогда не давала мне повода и была бы права, защищаясь от моих нападок!