Растерянно метнулся в барак.
Шурик уныло сидел на кровати, сортировал-упаковывал вещи в сумку.
– Что за фокусы? – постарался спросить сурово.
– А... – сказал Шурик неопределенно. И стал рыться в вещах.
– Яблоки снимут, – сузив глаза, я пристально глядел на него.
– Только мои... снимут, – сказал Шурик.
Тогда я пошел, побежал в бригадирскую.
Побили и меня. Несмотря на то что Куцый изо всех сил пытался использовать налаженный контакт с бригадиром.
К вечеру мы с Шурой вернулись в Одессу. Получив по сто пятьдесят рублей зарплаты. По закону, как положено. С учетом вычетов за питание, за жилье, за услуги... Куцый остался в бригаде.
В Одессу добирались дизелем, молчали. Мне не давал покоя вопрос: спал ли этот драчун вчера ночью, когда я разговаривал с Куцым?..
Сухо простились. Шурик понуро побрел к остановке трамвая. Вид его, уходящего, разозлил меня...
Через год Шурик уже был на пляже всеобщим любимцем. Он играл с непозволительной честностью.
Год я угробил на то, чтобы сделать из него хоть какое-то подобие профессионала. Это не удалось. Это не могло удаться, потому что он упирался изо всех сил. Редкий тип генетического непрофессионала. И я махнул рукой.
Вот такой странный дуэт мы организовали.
Конечно, редкие зачаточные признаки шулерского мастерства он умудрялся демонстрировать, но только в том случае, когда мы с ним оказывались в одной игре, и я принуждал его действовать по уставу. Но стоило чуть замешкаться, и он тут же норовил скатиться в нормальную азартную кустарщину. Впрочем, и в честных играх он большей частью выигрывал, потому как те самые пресловутые жертвы клуба с удовольствием садились с ним.
Характер его за этот год заметно преобразился.
Когда вспоминаю его, в первую очередь рисуются почему-то три картинки.
Первая. Спускаемся к пляжу по аллее в Аркадии. После дождя. Вся аллея в дождевых червях. И Шурик на всем пути тщательно убирает их. С асфальта на землю. Так было не единожды.
Второе. В его коммуне кошка родила. В спальне... Бабуля перенесла котят на кухню. Кошке это не понравилось; она детенышей перетаскала по одному назад, в спальню. И пошло: бабуля – туда, кошка – обратно. В прихожей Шурик случайно наступил на котенка, кошка не донесла. Какую рожу он скорчил, разглядывая маленький, покалеченный комочек. Потом двумя пальцами за шкирку вынес на улицу и со всего маху, с гримасой боли, шмякнул его о дерево.
Третье. Драка – дуэль с тем самым Пиратом-тяжеловесом, чемпионом по боксу. В ресторане «Театральном». Недоразумение возникло по какому-то религиозному вопросу. Бандиты и официанты предварительно дружненько расчистили середину зала. Наблюдая упрямо лезущего под удары Шурика, вновь и вновь встающего, вредного, я ясно отдавал себе отчет, что, пожалуй, меня бы на столько не хватило. Не здоровья бы не хватило – вредности. Но все было честно – один на один. Хотя один Пират стоил как минимум пятерых. Шурик, конечно, проиграл. Но – по очкам.
Да, он не очень походил на того увальня, которого я знал во времена совместной сельскохозяйственной карьеры.
На следующий вечер мы с ним умышленно ужинали в «Театральном». Пират с бригадой, недовольные дуэлью, подошли к нам.
– Ты должен, – поведал Пират Шурику.
– Сколько? – спросил серьезный Шурик.
Бандит, чуть подумав, выдал какую-то цифру.
– Записывай, – Шурик продиктовал свой настоящий адрес. – Приходи – получай. Все, что получишь, – твое.
Никто не пришел.
Если приглядеться, можно разглядеть в памяти и другие картинки...
День рождения Шуры. Гости собрались, нервно ждут. Тем временем именинник под свет время от времени зажигаемых спичек проигрывает последние деньги, те, что были оставлены на спиртное. Выпивку он взял на себя, обязался доставить к застолью. Вот такой получился день рождения – очень поздний и совершенно безалкогольный.
Компания ублюдков на пляже устроила состязание между бродячими стариками, собирателями бутылок. Устанавливали бутылки по одной на некотором расстоянии от соревнующихся. Давали старт: кто первый поспевал к посуде, тому она и доставалась.
Я бросил залетного клиента, полез к ним. Те – то ли обкуренные, то ли пьяные – бутылки побили и – с «розочками» – ко мне. Шурик как-то неожиданно возник рядом. Даже не попытался развести. Попер в оборотку. Я, конечно, за ним. Вялая публика оказалась, не бойцы. Отлупили мы их, Шурику только руку порезали.
Кстати, старики весьма огорчены были тем, что бутылки побиты.
Гастрольные поездки. Черновцы, Москва, Ленинград... Играю только я, но Шурик – рядом. Каждый раз, когда ведут на новую хату, нервничаем. Ведь знают, что мы при деньгах: ежедневно по две-три тысячи выигрываем. Иногда с такими рожами играть приходилось! И выигрывать, и получать. Те – мало того, что сами, не приведи боже встретиться в тупике, так еще и с прикрытием, совсем уже глаз не радующим.
Как-то обходилось. Не потому, что клиенты – из порядочных. Я давно уже понял, что с ангелом-хранителем мне повезло. Все эти банальные споры о том, существует ли он, мне неинтересны. Поживите жизнью, в которой без него – никуда, тоже спорить не захочется.
И еще... Шурик такое спокойствие, уверенность излучал... Знали бы противники, что прикрывает нас только ангел да уверенная манера держаться. Конечно, в Одессе была своя гвардия, так сказать, агентство, оказывающее услуги по получению, но в гастрольных выездных турнирах она не являлась аргументом.
Круиз на «Дмитрии Шостаковиче». Тут мы с Шурой влезли в чужую вотчину. Возникли проблемы. На судне грузины какие-то работали. Разве справедливо: порт приписки – Одесса, а судовые шулера – грузины?
Трудами разговор был. На палубе. Их трое. Сбитых таких, носатых, с бычьими шеями. Побросают, думаю, за борт. Шурик тоже об этом, наверное, подумал, говорит:
– Вплавь на родину возвращаться придется. – Это он грузинам. И смотрит так проникновенно, не мигая.
Договорились с ними. Проверили они меня, игрой проверили. По моим понятиям, чистые фраера. Предложили долю. Мы, подумав для вида, согласились. Не стоило наглеть.
Потом они нас и в очередные круизы приглашали, причем на условиях полного довольствия.
Было в Шуре нечто... Я бы это назвал обостренным чувством чести.
Один из моих давних, предавших меня приятелей, в целях реабилитации пригласил нас как-то к себе. Раздобыл «жирного гуся» – клиента с серьезными деньгами. А у нас с Шурой пустота, и игровая, и денежная. Я дрогнул было уже, утешил себя тем, что совсем не обязательно реабилитировать предателя.
Шурик не дрогнул. И ведь предали когда-то не его – меня. Но он грустно высказался:
– Нельзя...
И сразу стало тошно за себя.
Еще одна показательная история.
Двоюродный брат Шуры, талантливый художник, зарезал у себя в мастерской любовника, жены (незадолго перед этим я снимал у него квартиру, потом мы рассорились). В «Огоньке» эта история описывалась. Было напечатано, что труп он пытался сжечь в камине. Ничего подобного – он просто замуровал его в гипс. Тумба трехсоткилограммовая пару месяцев пролежала в углу мастерской. Милиция в этот период несколько раз на короткие сроки закрывала художника, часто бывала в мастерской. Все по поводу пропажи человека.
Так вот, поди эту тумбу вывези. Кому брат мог довериться? Брату. Шурик не помог. Точно знаю: не струсил. Не вписывалась такая помощь в его понятия. Помню его в тот период. Тяжелая ноша была на нем. Потяжелее трехсот килограммов.
(Надо, наверное, дорассказать историю. Художник сумел вытащить тумбу на парадную, там она простояла еще четыре месяца, пока однажды не отвалился кусок и не обнаружилась в тумбе человеческая рука. Художнику дали двенадцать лет, потом сократили до семи. Освободившись, какое-то время он преподавал в художественном училище. Сейчас время от времени заходит ко мне...)