Терапевт то и дело произносил тихие, ворчливые фразы:
– Ну да, нашли время драться. И с чего бы это угадывать стали, со «старшей» ходить?..
Ришелье – не насторожился, слишком невероятным показалось предположение Терапевта.
Я понимал, что веса оно не имеет: можно не обращать внимания. Но раздражение испытывал. Смешанное с восхищением. Впрочем, всегда относился к Терапевту с уважением.
Или вот – курьез. В чистом виде.
Дело было в том самом N. Еще в период, когда обхаживал, лелеял Борьку.
Довелось познакомиться с Мусиком, шулером-союзником. Он Борьку тоже маленько пощипал. Столкнулись мы с ним в игре. На Борькиной территории. Ничего не вышло. Ни у него, ни у меня. Но я вроде как из молодых. А он только-только из Киева, с ристалища. В принципиальной игре шестьдесят «штук» нажил. У профессионала.
Озадачился он, предложил сотрудничество.
Я обещал подумать. Не нравится мне, когда жулики друг друга обыгрывают. Что, фраеров мало? Конечно, можно посостязаться, но шестьдесят со своего?.. Мне показалось – многовато. В общем, уважительно расстались.
Проходит время. Я – уже не у Борьки. Имею сообщника, местного игрока, несколько приблатненного, тоже известного, но в кругах более узких. Тренирую помаленьку, он мне фраеров поставляет.
Нагрянул однажды с сообщением, что есть два клиента. Лезут в крупную игру. Не то слово – крупную. В нахальную. Идем на игру, на нейтральную хату. С прикрытием, как положено.
И – на тебе, в виде клиента, одного из двух, оказывается Мусик. Начинает смеяться.
Оказывается, когда посредник сообщил ему, что клиенты, то есть мы, готовы принять нахальные условия и играть крупно, Мусик передал через наших, что ему в N нужен я. Для игры в пару. Я намечался в соперники самому себе...
...Сколько их, курьезов – грустных и смешных – случалось и случается с картежниками...
От такого, например, где не способного рассчитаться должника обязали в течение года по утрам приносить молоко выигравшему, устроили молочником, до мрачного, когда подруга по-шпионски раскусила милого в постели. Милый в гуцульском регионе крепко нажился. Разнеженный страстью, признался. Залог успеха – перстень с шипом. Крапил колоды в ходе игры. По утру повесили разомлевшего. В лесистой гуцульской местности.
Много курьезов. Но нанизываешь их один за другим, и занятность вроде сглаживается, привыкаешь, что ли, к ней? Так и в работе шулера: когда регулярно – перестаешь замечать. А оглянешься – действительно есть, что вспомнить...
Глава 19. О том, чем заканчивают
Самая печальная глава.
Не знаю ни одного «каталу», который закончил бы благополучно. Шулер – это не профессия, мировоззрение это, образ жизни. Попробуй откажись от мировоззрения, от привычного, единственно знакомого образа жизни.
Попробуй не откажись. На старости лет, когда не те глаза, не те руки, не те нервы.
Лучше всего устраиваются те, кто съезжает, эмигрирует. Образ жизни волей-неволей меняется. Хотя все, кто избрал это продолжение, от карт не отказались. Насколько знаю, ни один.
Все три сообщника по корпорации – за границей. Шурик с Шахматистом – в Сан-Франциско. Математик – в Израиле.
Если бы только они... Забредешь на пляж, окинешь взором, памятью, оставшихся...
И поделиться не с кем. Все оставшиеся при тоске.
Но и те, кто никогда не выберет самоизгнание, большей частью не веселят.
Если ты и дожил до почтенного возраста, если не споткнулся на тернистом пути о чью-то месть, о свой непрощенный проигрыш, о статью закона, которую на тебя таки отыскали... Какие шансы пожить беспечно при любящей супруге, вышедших в люди детях, карапузах внуках? При здоровье, достатке и уважительном отношении соседей? Слабенькие шансы.
Угнетающе большие нажить язву от ресторанных харчей, болезни – от ресторанных девочек и множество врагов.
Примеры даже приводить не хочется. Тошно. Одна картинка совсем подкосила...
Осенний вечер, улица Пушкинская, усыпанная листьями и экскрементами ворон. Контейнер с мусором, и занырнувший в него нестарый еще человек. Рослый, с очень мужским, изможденным лицом. Тот самый Кеша. Попутчик артиста-режиссера, благородно проигравший удачливому сопернику уйму тысяч.
Конечно, не обстоятельства вынудили, скорее с психикой – нелады. Но разве ж это утешит?..
Примеров благополучного исхода тоже много не приведу. Правда, по другой причине.
Отец Шурика, в молодости проигравший огромные деньги и завербовавшийся в Якутию. Для отработки. Так в Сибири и остался, бригадиром монтажников стал, орден Ленина получил. «Правда» о нем писала.
Вадик Богатырь – уважаемый игрок, бывший партнер Ленгарда. В бизнес ударился – от карт отошел. Когда-никогда на Ланжерон забредет, удовольствия ради дешевую «пульку» распишет. Без всяких трюков.
Валера Рыжий... Не тот – другой. Удивительное совпадение имен. Этот закончил профессионально играть еще накануне моего карточного младенчества. О его прошлой деятельности легенды ходили. А он, живая легенда, на пляже шлепал себе картишками. С полными фраерами. Вызывающе честно. И всегда при нем, душу отводящем, находилась жена Ирина, которая, как говорили, помогла «соскочить». Уважали их. Обоих. Валеру еще и за то, что классным рихтовщиком стал. И, кстати, о цепкости мафии... Крестный отец о жизненном пути отщепенца с одобрением высказывался...
Можно и еще примеры отыскать. Удачного исхода. В основном среди тех, кто учуял новое время, угадал с бизнесом.
Однажды коллеги увидели Маэстро, выступающего по телевизору. В передаче «Тень». Он сидел спиной к камере, рассказывал о своей жизни. В конце беседы прочел четверостишие, которое написал незадолго до этого:
Наш мир устроен так, дружище,
Что каждый в жизни ищет брод,
Но часто только пепелище
В конце пути своем найдет.
И добавил:
– Так что, видите, сапожник – без сапог, портной – без костюма. А я, аферист, – без денег...
Была зима, ветреный одесский декабрь.
Маэстро с его женой Светкой я встретил на Привозе. И обеспокоился: учитель был в легонькой, потрепанной осенней курточке.
Я не удержался от подначки:
– Звездой экрана стал. Теперь вот в «моржи» подался. Для гармонии в кружок бального танца запишись.
– Если будут платить – запишусь, – усмехнулся он.
– Совсем игры нет?
– Ни игры, ни бабок.
– У Крестного был?
Маэстро снова усмехнулся.
– Кому он, кроме меня, нужен? – встряла Светка.
– Будет работа – не забудь, – увлекаемый за рукав супругой, заметил он.
Как мог я забыть?..
Через неделю навестил, сделал презент: пуховую китайскую куртку. Сказал, что привез из-за границы, хотя купил на нашем «толчке».
Маэстро не поверил, но виду не подал. Он уже не был подавлен, собирался в Москву. Столичные соратники подготавливали гастроли одесской звезды.
О том, что Маэстро умер, я узнал через месяц. От случайно встреченного Витьки Барина узнал... Подробности потом передали другие, в основном взрослая дочь Учителя, Людмила.
Маэстро вернулся домой рано, часа в четыре. Выслушал укоры матери. Она, правильная, мягкосердечная женщина, очень страдала оттого, что вырастила непутевого сына. И он всегда имел что безропотно послушать.
Дальше дочь Людмила рассказала так:
– Папа успокаивал бабушку. Сказал, что все образуется, что у него есть ученик Толик, тот, что привез из-за границы куртку. Что ученик обещал помочь с работой. Парень порядочный, не подведет. Скоро все изменится... Папа сказал, что пойдет в комнату, приляжет, опять прихватило сердце. Бабушка его отговоркам уже не верила, проворчала, как всегда, что «лучше бы он маленьким...»
Когда она через полчаса вошла в комнату, папа уже умер.
Насчет того, что муж никому не нужен, жена Светка сказала в сердцах, сгоряча. На похоронах была тьма народу. Самого разного народу, от милицейских полковников до наркоманов, бросавших в яму шприцы.