— А Сур?
— Где остался слон?
Старик в третий раз ударил себя в грудь:
— С тех пор как он пустился в свои приключения, я повсюду таскался за ним. — Он переломил сук и кинул половину в огонь. — Подвигайтесь ближе, — сказал он, — ночь прохладна. — Он прислонился к стене. — О карфагенянах, перешедших со слонами Альпы, рассказывали много. Еще и сегодня встречаются люди, которые говорят об этом. Я же был со слонами до самого конца — пока они не погибли. Меня носил на себе слон Ганнибала.
Некоторое время он молчал, потом как бы очнулся от своих дум:
— Я вернулся в лохмотьях, с пустыми руками — это сущая правда. Одного только нельзя у меня отнять: я там был! Я проделал на слонах весь этот переход. И шел с Ганнибалом… Придвиньтесь поближе!
Тана и Морик придвинулись, насколько позволял жар костра. О яме, которая была от них менее чем в пяти шагах, они больше не думали. Сперва раздавался только треск огня. Потом старик отпил из стоявшего рядом кувшина и начал рассказывать свою историю…
Большой поход на слонах
1
Мне было двенадцать лет, когда карфагеняне начали осаду Сагунта. Я был еще слишком мал, чтобы ясно понимать происходящее. До тех пор Сагунт считался городом, в котором неплохо жилось даже тем, которые, как говорится, перебивались с хлеба на воду. Рядом находился морской порт. От южных ворот города до него было полчаса ходу. Дорога к побережью вела через сады и поля, приносившие хороший урожай, ибо цепь холмов не допускала сюда северный ветер. Но богатство, переполнявшее дома знати, пришло не с полей и садов, а с моря. Море приводило в Сагунт множество кораблей. Так было всегда, с глубокой древности. Но теперь город все больше превращался в остров, штурмуемый волнами безжалостных завоевателей, пока этот остров не утонул в море огня. Как мог все это понять двенадцатилетний мальчик?
И раньше происходило многое, чего я не понимал. Из Карфагена тоже приходили корабли. Они привозили посуду, пурпурную материю, редкостные стеклянные маски, а увозили серебро и хлеб. Но вдруг на всех улицах города плохо заговорили о пунийцах[2]: о пунической чуме, заразившей все побережье. Двух членов городского совета[3], выступавших за карфагенян, втащили на городскую стену и сбросили оттуда в ров. Говорили, что в Рим отправлены послы, чтобы обеспечить защиту от карфагенян с тыла.
И вдруг поползли слухи — как пламя, от одних ворот к другим: «На город идет Ганнибал!» Я видел осунувшиеся, искаженные страхом лица.
Кто такой Ганнибал, я уже знал: это был один из сыновей того самого карфагенского полководца, который завоевал Иберию[4] до самой реки Ибер[5], сделав ее пунической провинцией. Нашего города отец Ганнибала — Га-милькар Барка[6] — не трогал. Мне сказали, что Барка означает Молния. Нас молния пощадила. Но теперь против Сагунта выступил его сын Ганнибал, в армии которого было больше воинов, чем всех городских жителей вместе с женщинами и детьми. Его прозвали Юная молния. И эта молния устремилась теперь на нас. Армия, с которой он вышел в поход, ползла с западных гор, как огромный червяк, у которого было начало, но не было конца: он продвинулся между побережьем и городом и окружил кольцом городские стены. Со дня на день все вокруг становилось другим. Где были раньше поля и сады, там простерлась пустыня. Этот червяк пополз в поля и сады, и вскоре там не осталось ни одного дерева. Зато вокруг города задымились костры, и ночью казалось, что в бесчисленных местах из земли поднимаются тени загробного мира.
Я не мог поверить, что причинившие столько зла назывались людьми. Или всем этим существам — там, снаружи, — не ясно было, что дерево приносит плоды? Или они никогда не голодали и не питались тем, что растет? Или не ведали, сколько усилий требуется, чтобы возделать поле? Расположившись вокруг, карфагеняне стали приближаться к стенам города. Передние из них прятались под навесами, которые подкатывали к стенам на колесах.
— Они движутся на нас с таранами и скорпионами[7], — сказал отец.
Мы стояли с ним на вершине стены. Я видел, что стенам угрожали чудовища из железа и дерева.
— Теперь уходи! — приказал отец и поднял оружие, лежавшее у его ног.
Уходя, я бросил на него взгляд и испугался. Он уже не был похож на моего отца. У него было чужое лицо. Ненависть к осаждающим исказила его черты. Мне стало страшно.
Там, где стоял мой отец, стена немного вдавалась в ложбину, уходившую в сторону моря. Именно здесь хотел Ганнибал ворваться в город. Сюда он велел собрать все орудия штурма. На нападавших со стен посыпался град копий и стрел. Летели камни, проламывая многоэтажные осадные башни карфагенян. В руках у обороняющихся были также еловые шесты, усаженные железными иглами длиной в локоть[8]. На иглы была намотана пакля, которую зажигали, прежде чем швырнуть шесты вниз со стен; зажженная пакля разгоралась на лету, и пылающие шесты разили людей внизу под стенами.
Но пустели не только ряды карфагенян, и на стенах уже оставалось мало защитников. Мы — мальчишки — подтаскивали им все необходимое: еду и оружие, камни, копья и стрелы. Часто мы делали это в самый разгар битвы. Тут стрелы настигали и детей.
Несколько раз я видел, как защитники в ужасе указывали на кого-то внизу, слышал их крики:
— Вон он, этот новый Барка!
Я увидал человека в красном плаще, который расхаживал так спокойно, словно с ним ничего не могло случиться. Один раз он приблизился к стене шагов на тридцать; его плащ был таким красным, каким бывает огонь в полной темноте. Он подбадривал своих солдат, не обращая внимания на копья и стрелы. Вдруг он схватился за бедро; огонь плаща заколебался и потух, словно сдутый ветром, трое или четверо карфагенян подбежали и унесли его. На стенах раздался вопль:
6