На этот раз не раздалось ни одного возгласа против.
— Может быть, кто-то не согласен? — лукаво оглядел нас дядя Миша.
Таковых не нашлось, или они не откликнулись.
— Тогда перейдем ко второму вопросу. — Михаил Николаевич достал из папки тонкий лист папиросной бумаги с отпечатанным на нем текстом, нацепил очки на нос и начал своим глуховатым голосом: — Товарищи из Красноярска сообщают, что в их городе действовала группа мошенников, обманывая граждан с использованием так называемого метода подрезки. В чем он заключается? На рынке, в магазинах, на вокзале и в иных общественных местах аферисты продают остродефицитную вещь. В Красноярске они торговали оренбургскими шалями. Один из них называет более-менее реальную цену, и, естественно, сразу же находится желающий, который вручает деньги. Аферист их пересчитывает и спрашивает: «А где еще тысяча[7]?» И поясняет, что вещь стоит на тысячу дороже, а его неправильно поняли. Купля-продажа, естественно, не состоялась, и мошенник возвращает покупателю деньги. При этом он их пересчитывает на глазах у покупателя, а в момент пересчета ловким движением посылает часть их в свой рукав. Незадачливый покупатель с сожалением, расстроенный, отходит, но уносит с собой примерно наполовину меньше денег, чем вручал продавцу. Пропажа обычно обнаруживается много позже, и часто потерпевший не может дать себе четкий ответ, куда все же девались деньги. Догадываются немногие. В милицию обращается примерно десять процентов обманутых. В Красноярске было пятьдесят шесть заявлений. Представляете, сколько было обманутых? Главное для преступника — взять деньги для пересчета в свои руки, и обман обеспечен. — Фомин снял очки и закончил: — Всем понятен механизм мошенничества?
— Всем, — раздались наши дружные голоса.
— Не исключено, что преступники появятся у нас. Они гастролеры. В одном городе долго не живут. Это для них противопоказано. — Дядя Миша усмехнулся. — Предпочитают крупные областные центры. Прошу на подобные случаи торговли обращать внимание. Надеюсь, если появятся у нас, вы не должны ударить в грязь лицом. Иркутск будет местом, где «гастроли» закончатся...
Через несколько дней Жора вернулся довольно поздно. Он был слегка возбужден, что отмечалось по его излишней стремительности в движениях. Я изучал историю государства и права СССР. Меня интересовала деятельность ВЧК по борьбе с контрреволюцией в первые годы Советской власти. На эту тему я и готовился к докладу вместо курсовой зачетной работы.
Жора бесцеремонно оторвал меня от изучения происков контрреволюционного «Союза защиты родины и свободы» и вернул в реальную обстановку середины нынешнего века:
— Мы, знаешь, сегодня были на собрании в мединституте. Ох и красавицы есть там! Я выступал. Аплодировали. Многие решили войти в нашу бригаду и бороться с карманниками. — Жора горячо шепнул мне все это на ухо без остановки, перескакивая с одного на другое. — Завтра после зачета, я договорился, две придут к магазину номер один. Пойдем, а?
— На свидание? — спросил я, будучи немного недоволен, что Жора оторвал меня от доклада.
— Деловое сотрудничество юристов и медиков по санитарной очистке города... — Жора небрежным жестом взъерошил мой жесткий чуб и весело закончил: — От пережитков и болезней прошлого.
— Насобачился выступать да еще вдобавок, по всей видимости, втрескался по уши, — охладил я его пыл.
— А что? Одно другому не мешает. Вот мне дядя Миша рассказывал. В двадцать четвертом году у них в розыске...
— Разболтались, поспать не дадут, — недовольно заворочался на кровати Игорь.
Жора смущенно притих, помолчал, а затем шепотом спросил:
— Ну что, пойдем?
— Пойдем, — успокоил я его и углубился в толстый том Большой Советской Энциклопедии.
Жора тихо, на цыпочках прошел к своей кровати и начал бесшумно раздеваться.
...После доклада у меня было приподнятое настроение. Валентина Александровна Шувалова, наш преподаватель по истории государства и права СССР, поставила «отлично» — зачет был дифференцированным.