– А надпись на снегу?
– Да, это сделала бабушка. После того, как ей не удалось выстрелить в него во время празднования его дня рождения, в день смерти Ани, она чуть не сошла с ума. А я, честно говоря, немного радовалась, что у нее тогда не получилось: ты права, она могла попасть в кого-то еще. Все-таки у нее уже не то зрение, что было в двадцать лет.
Я ей тоже об этом говорила. Тогда она решила выстрелить в него прямо во время его очередного репортажа. Чтобы это видели все, кто смотрит тот канал. Она прямо загорелась этой идеей, каждый день выспрашивала меня, не собирается ли Паша куда-то ехать. Боялась пропустить.
Последнюю неделю я изображала особо пылкую влюбленность, чтобы быть всегда рядом с ним. Так я узнала, что они задумали снимать видео в центре города. И что Астахов специально для этого снял на сутки квартиру. По примеру других роликов я знала, что на видео он должен быть на фоне происходящего трюка. Значит, это будет либо в доме напротив, либо на крыше дома. Там бабушка сняла комнату на неделю. Скорее всего, Астахов собирался рассказывать о девушке-трюкачке, которая забралась на крышу дома, стоя в проеме балкона снятой им квартиры. А Пашка снимал бы его от двери комнаты. Бабушка должна была выстрелить Астахову в затылок, когда я ей позвоню и скажу, что репортаж начался.
– Ты бы позвонила?
– Я не знаю, – покачала головой Настя. – Тот несостоявшийся выстрел во время дня рождения Астахова как будто меня отрезвил.
Если бы Аня узнала, что мы с бабушкой затеяли, она бы это не одобрила.
Я понимаю, что есть и ее доля вины, что она повелась тогда на уговоры Астахова и стала есть эти проклятые восемнадцать пончиков. Иногда мне кажется, что она смотрит на нас с бабушкой откуда-то сверху и неодобрительно качает головой.
– А ведь могло получиться так, что репортаж бы начался, ты бы не позвонила, твоя бабушка бы в него не выстрелила. А моя Лерка все равно поскользнулась бы на крыше во время какого-нибудь сальто и упала…
– Могло бы, – согласилась Настя. – Поэтому я надеюсь, что ты не отступишь. Я хочу, чтобы его наказали. Но теперь хочу, чтобы это было по закону. Пусть он заплатит какой-то штраф, а лучше посидит в тюрьме хотя бы год. Светлана Юрьевна обещала, что снова обзвонит родителей своих бывших учеников, и я ей в этом помогу. Они уже выпустились из школы, им уже не нужно бояться директрису.
– Но это поможет только как свидетельские показания, – сказала я, – они же вовремя не обратились с жалобами на этого Астахова.
– Нужно заявление от родителей несовершеннолетних участников его репортажей.
– Я поняла. Не знаю, согласится ли Лерка. Согласится ли ее папа подать заявление на Алекса. У него беременная жена, сейчас все это может навредить Леркиной маме.
– Нужно попробовать найти родителей других участников репортажа, особенно погибших.
– И просмотреть контакты, звонки тех детей перед тем, как они пошли на это.
– Того, кто выжил, кого не поймала полиция, найти будет трудно.
– Я понимаю, – сказала я, – значит, все-таки погибших. Их имена должны быть в полиции.
Я задумалась. Что скажет мне Вячеслав Олегович, если я позвоню ему еще и с этим? С другой стороны, в правоохранительных органах у меня нет больше знакомых. Дед не считается: он уже два года на пенсии, он был участковым в Ленинградской области, да и волновать его не хотелось. Он ведь поймет, что я опять во что-то ввязалась.
– А что будет с твоей бабушкой? – спросила я Настю, – тебе разрешили свидание с ней?
– Нет, – помотала головой Настя, – я не особо надеюсь на это. Да и она когда-то запретила мне вмешиваться, если ее задержат. Сказала, что я обязана ухаживать за Аниной могилой, поставить памятник. Поэтому она всю вину возьмет на себя, а мне даже на суд запретила приходить.
Я посмотрела на Настю и подумала, что пройдет время, и ей все-таки станет легче. Она симпатичная и, несмотря на ее участие в бабушкиных планах, добрая девушка.
– Майя, спасибо тебе, что готова помогать. Я подумаю, как мне найти родителей тех ребят и убедить их написать заявление в полицию. Должно быть какое-то наказание за подстрекательство несовершеннолетних.
– Я тоже подумаю, – ответила я, уже планируя звонок в далекий Севастополь.
Я шла, жмурясь на солнце. Если бы не морз, можно было бы подумать, что сейчас в разгаре весна. Весело перекрикиваясь, на замерзшем пруду катались мальчишки. Возле скамейки были свалены в кучу их рюкзаки и мешки со сменкой. Между домами открывалась полоска в бескрайний горизонт залива. Несмотря на долгую и тяжелую беседу с Настей, мне почему-то было радостно и легко. И я не могла ответить себе на вопрос, почему. Может, потому, что я была жива, что мои близкие были здоровы. Что можно было дышать этим воздухом, смотреть в синее небо. А все остальное можно было решить.