Минька впрыгнул на седло и надавил на педали. Ватя ринулся за Минькой.
Быстрее, быстрее. Один едет, другой бежит.
Оконка начала вырываться у Вати из рук. Он ее выпустил, и она устремилась вверх.
- Минька, полетела! - закричал Ватя.
Минька остановился, спрыгнул с велосипеда и бросил его на дорогу. Катушка разматывалась под ногами.
Подошел Ватя. Он тяжело дышал, на зубах скрипела пыль.
Оконка набирала высоту, помахивала хвостом.
После оконки Ватя и Минька строили еще разных змеев - гуська, витуху, дордона. Приделывали к ним тарахтушки и гуделки.
Запустишь такого змея - и слышно, как он гудит или тарахтит в высоте.
А еще можно надеть на нитку бумажный листок, и его потянет вверх - к змею. Это называлось "письмо".
Иногда ветер отрывал змея и уносил его. Приходилось заново раздобывать катушки с нитками и хвосты.
...Это было грандиозное строительство: конструировали змея-ладейку.
Был собран сложный, из дранки каркас. Оклеен не бумагой, а тонкой материей. Но самое главное - внутри укрепили свечу и накрыли стеклом от керосиновой лампы, чтобы не загасило ветром.
Стекло можно было снимать и надевать. Сделали специальные зажимы.
На простой нитке ладейку не запустишь - сорвется. Минька выпросил у деда клубок двухпрядковой крученой.
Дед готовил ее для сапожных работ - скручивал, натирал воском. Долго не отдавал - жалел. Потом махнул рукой, отдал.
Ладейку решили запускать вечером, чтобы видна была свеча, как она горит.
Минька и Ватя маялись весь день: не знали, куда себя деть. Ладейка стояла посредине комнаты, напоминала старинный летательный аппарат.
Наконец наступили сумерки. Ватя и Минька осторожно вынесли ладейку. Ее тотчас окружили ребята.
Всех поразила свеча.
- Потухнет, - сказал Гопляк.
- Нет, не потухнет, - сказала Таська Рудых. - Она под стеклом.
- Стекло не поможет.
- Нет, поможет.
- А где хвост? - спросил Лешка Мусаев.
- Этот змей без хвоста.
Минька собрался идти за велосипедом. Подъехал на грузовике шофер Ибрагим.
Ибрагим сказал:
- Ладейка, значит. И свеча в ней. А ну давайте с машины запустим!
К змею привязали двухпрядковую крученую нитку, зажгли свечу и накрыли стеклом.
Минька взял клубок и залез в кузов. Ватя с ребятами подхватили ладейку. Она светилась, будто огромный парус.
Ибрагим тронул с места грузовик. Ребята побежали, а Минька начал потихоньку разматывать клубок.
Ибрагим прибавил газу. Машину потряхивало на ухабах, и Минька боялся, что выпадет из нее.
Ребят в темноте почти не было видно, светился только огромный парус в их руках. Минька наблюдал за ним, когда он пойдет вверх, и продолжал тихонько разматывать клубок.
И парус пошел, оторвался от земли.
Минька громко стукнул в крышу кабины. Ибрагим остановил грузовик.
Парус-ладейка уплывал все дальше и дальше от земли.
Глава XII
КОЕ-КТО
Минька отправляется к гранитному камню около пекарни Аргезовых.
Хозяйки похрустывают семечками, поджидая мужей и сыновей с завода и парфюмерной фабрики.
Минька увидел Бориса. Побежал навстречу, чтобы поскорее рассказать о том, что случилось дома. Бабушка хотела разложить пасьянс: как всегда выяснить, не захворает ли кто-нибудь или каковы будут цены на базаре.
Раскладывает она пасьянс и вдруг зовет Миньку:
- Карты одной не хватает. Ты не затерял куда?
- Нет. Я не трогал.
- Бубновый валет пропал.
Бубновый валет... Все, что казалось уже в прошлом, поднялось перед Минькой.
Бубновый валет... Неужели опять что-то начинается!..
И эти цыгане, которые недавно пришли и встали табором возле кладбища. Называют себя тишиганами: одеваются как татары, носят барашковые шапки и украшенные монетками фески. И говорят на татарском языке. Минька иногда понимает, о чем говорят: "абзар... кой... олан... атланын..." (двор... деревня... мальчик... верхом...). По вечерам жгут костер, садятся в круг и, раскачиваясь, повторяют: "Ла - Иллаге - Ил - Алла".
Ибрагим сказал, что это дервиши-фанатики, что они будут твердить одну и ту же фразу о своем боге до бесконечности.
И так оно и было. Раскачиваясь все быстрее и быстрее, отчего их тени тоже раскачивались все быстрее и быстрее, дервиши-фанатики уже не просто твердили, а кричали о своем боге.
Поп Игнашка и кладбищенский сторож Ульян не выдержали, полезли на колокольню и начали колотить в обода и автомобильные колеса.
Ла - Иллаге - Ил - Алла!.. Бум-бам! Бум-бам! Ла - Иллаге - Ил Алла!.. Бум-бам! Бум-бам!
Один бог против другого.
Из слободы прибежали перепуганные люди - уж не пожар ли случился! - и разогнали цыганских дервишей и сволокли с колокольни Ульяна и Игнашку.
Минька и Борис шагают по Бахчи-Эли. Как всегда, здороваются со всеми:
- Вечер добрый!
- Добрый вечер!
Светловолосые, кучерявые, кареглазые - удивительно схожие между собой.
Минька говорит:
- Борис, у бабушки из колоды пропала карта. И ты знаешь - бубновый валет.
- Знаю. Я его взял.
- Ты?..
- Да, Митяшка. Я.
- Значит, опять Курлат-Саккал!
- Нет. Другой, который называется "кое-кто".
- "Кое-кто"?
- Ну да.
И Минька вспомнил: ведь он и Ватя слышали разговор Курлат-Саккала с цыганом (цыган тоже, очевидно, был тишиганом), что если Люба откажется с ним уйти, то получит бубнового валета. А они уйдут к Янтановой балке, где их кое-кто будет ждать.
И верно - кто же это такой "кое-кто"?
Минька погодя рассказал Борису о разговоре Курлат-Саккала с цыганом, а сам забыл. А Борис, значит, не забыл. Может быть, поэтому уезжал так часто на "кузнечике". Дома не ночевал. С ним уезжали на велосипедах и его друзья с завода. А теперь вот - бубновый валет...
Борис сказал:
- Я тут пока ошибся. Карту положи обратно бабушке в колоду.
Жизнь для Миньки началась беспокойная: Борис что-то замышляет, но Миньке не говорит. Неужели перестал доверять?
Дни шли. Цыгане по-прежнему стояли табором возле кладбища. Жгли костер. Молились. Только не так громко. Однажды утром Борис подозвал Миньку, сказал:
- Вечером встречай обязательно, - и, улыбнувшись, добавил: - Все будет в порядке, Митяшка.
Вечером Минька сидел на гранитном камне. Вроде бы ничего и не происходило на Бахчи-Эли. Но Минька догадывался, что это не так.
На кладбище проехала крытая машина. Сквозь окошки в ней Минька успел заметить милиционеров. В конце улицы остановился мотоциклист. Достал инструменты и занялся ремонтом. Протрещал мотоцикл и на соседней улице и тоже смолк, остановился.
Откуда-то вынырнул Кеца, поглядел на Миньку. Предложил сыграть в ошики. Минька отказался. Кеца сел рядом.
Минька увидел Бориса. Он шел, как всегда, легким, устойчивым шагом спортсмена. Подойдя к гранитному камню, сказал Кеце:
- Отправляйся отсюда.
- А я не хочу.
Борис взял Кецу за руку, сдернул с камня:
- А я хочу, чтобы ты отправился погулять.
Тогда Кеца отошел на несколько шагов.
Но Борис глянул на него:
- Ну!
Кеца медленно двинулся вдоль улицы.
- Нам сюда. - Борис открыл калитку, и они с Минькой оказались во дворе пекарни.
Двор и деревья - белые от муки. В углу - сторожка. Построена из необожженного кирпича калыба. Крыша плоская, с хворостяной трубой.
В сторожке когда-то жил, очевидно, привратник. А теперь доживал старость бывший хозяин пекарни Аргезов.