Звенели рюмки на тонких ногах. Все хвалили бабушкину кулинарию. А бабушка сидела смущенная и довольная.
...Репродуктор был очень старый - тарелка из черной бумаги. Висел на гвоздике.
Минька репродуктор слушал редко - некогда было. А бабушке он часто доставлял удовольствие.
Как только объявляли, что будет выступать украинский хор или ансамбль, бабушка прекращала готовить обед, белить потолки, стирать белье - снимала репродуктор с гвоздика и ставила его перед собой на стол.
Репродуктор пел или играл на бандуре только для нее одной.
Бабушка вспоминала Украину, село Шишаки, где прошла ее молодость. Вспоминала хату, покрытую камышом-очеретом, убранную внутри травой для запаха. Печь с дымарем и полочкой-закопелкой, на которой была сложена посуда - крынки и горшки. Широкие юбки - спидницы. Протяжный скрип ветряных мельниц. Следы босых ног в пыли вдоль шляхов. Прозрачные ставки, а над ними гусиный крик и хлопанье крыльев. Пшеничный свет звезд. Медную подкову луны, точно выбитую молотом.
Обо всем этом пел бабушке старый бумажный репродуктор, играл на бандуре, рассказывал.
...А потом в сорок первом году этот же старый бумажный репродуктор принес сообщение о войне.
Минька слушал и не понимал еще по-настоящему, что такое война. А бабушка понимала. Она уже видела одну войну с немцами.
Тогда ушел воевать дед. Теперь уйдут ее дети и внуки. Уйдет Борис, может, уйдет и Минька. И не скоро они стукнут ей в темное окно.
Сидела тихая, в переднике, в домашних войлочных туфлях. Положила на колени усталые руки.
Глава XVII
ОКОП
Минька выкопал первый окоп. Первый в своей жизни.
Это была щель, в которую следовало прятаться во время налета на город самолетов.
"Щель должна быть при каждом доме!" - так приказал дежурный ПВО.
Борис ушел в армию, дедушка болен, поэтому копает Минька один.
Сверху земля сухая и берется на лопату пыльной горкой. Чем земля глубже, тем она прохладнее и уже берется кирпичиками.
В этих кирпичиках - жуки, быстрые и ловкие сороконожки, гнилые прошлогодние стебли трав и цветов.
Скоблят, царапают лопату мелкие камни. Все глубже и глубже вталкивает ее Минька в бывший огород. Начинают попадаться корни, и он их рубит краем лопаты, как топором.
Может быть, это корни береста, который растет посредине двора? Берест - единственное большое дерево во дворе, и Минька с детства знает его.
Знает шершавость коры, потому что, когда даже еще не умел ходить, Миньку сажали в тень под берест и он гладил его ладонью. И ходить Минька научился возле береста. Он помог ему подняться, встать на ноги, и Минька, держась за ствол, впервые на собственных ногах обошел вокруг береста, как вокруг земной оси, и увидел мир со всех четырех сторон.
Знает Минька запах грозы и дождя, который бывает в весенних листьях береста. И запах старого вина, который бывает в его листьях осенью.
Знает и то, что где-то на ветке спрятана буква "А", - что значит: Аксюша. Букву вырезал Минька. Давно еще.
Берест "уносит" теперь букву все дальше от Миньки.
Сейчас краем лопаты Минька отсекал бересту корни. Так казалось, что эти корни принадлежат бересту. Твердые, будто проволочные прутья.
Когда Минька ударял по ним краем лопаты, он ударял точно самого себя по пальцам. Но что он мог сделать: дежурный ПВО приказал копать щель именно здесь. И он копает.
Миньке было жарко. Бегал, пил из ковша воду.
Прежде, совсем еще недавно, рядом с ведром стоял не этот ковш, треснутый и с обломанной ручкой, а зеленая эмалированная кружка. Бабушка отдала ее Борису, когда он собирал свой дорожный мешок, чтобы идти на призывной пункт.
Минька вырос при этой зеленой эмалированной кружке, а теперь она уехала вместе с Борисом на фронт. Значит, уехало на фронт и что-то от Миньки самого, от его детства. Он терял что-то старое и приобретал что-то новое.
Пот заливал Миньке глаза, воспалились ладони, горели от напряжения мышцы плеч и спины. Но Минька копал и копал. Уже в этот вечер могут прилететь самолеты. Он понимал, что остался вместо Бориса, и заботился не о себе.
Когда было совсем тяжело, Минька прикладывал ладони к влажной земле, прижимался к ней спиной - и ему делалось легче.
Он стоял и думал, что вот бывает такое в жизни людей, когда они, живые и сильные, должны копать самим себе глубокие ямы. Должны стараться оставить над собой как можно меньше лучшего, что есть на земле, - солнца, неба, ветра, звезд, шелеста деревьев, пения птиц, запаха цветов. Потому что, чем меньше этого лучшего, тем лучше выкопана яма.
Борис с Минькой часто уезжали на старом велосипеде "кузнечике". Уезжали куда-нибудь в окрестности Симферополя. Минька садился на раму, а Борис на седло: "кузнечик" отлично выдерживал двоих.
Казалось бы, Борис все вокруг знает - где какой лес, поляна, речка. Где растет шиповник или терн, где кипят холодные пузыристые ключи. Но он находил всё новые удивительные места - новый лес, новую поляну, луг. Где раскачивались высокие травы, а в них шумели жуки. Солнце было горячим, и пахло мятой. Где со дна реки светились белые ступеньки песка. Ветер застревал среди густых деревьев. И где не было еще проложено никаких дорог или тропинок.
В каждом таком новом месте Борис строил дом, придумывал его, сочинял. Не для себя - для людей.
Минька, Борис и зеленый "кузнечик" лежали в высокой траве. Дымились над ними облака. Летала паутина, будто старые лохматые нитки. Паутину подхватывали ласточки, куда-то уносили. Иногда подкрадывались коричневые удоды, смотрели, чем они здесь занимаются.
Минька лежал рядом с Борисом и слушал его. Минька любил слушать Бориса.
- Вокруг дома обязательно все должно быть красивым, - говорил Борис. - Чтобы росла высокая трава, шумели жуки, стояли над крышей облака. Цвели деревья, бежала речка, звякала о камни. И сам дом обязательно должен быть красивым. Чтобы в нем пахло мятой, вот как здесь, Минька. Чтобы каждая доска была гладко отстругана, ровно отпилена. Стены сложены аккуратно, под шнур. Двери и окна были светлыми и легкими. Толкнул - и они открылись. Чтобы каждый гвоздь в доме был согрет солнцем.
Борис говорил все так про дом, потому что все это умел делать: пилить и строгать, складывать под шнур стены, навешивать двери и оконные рамы.
Минька слушал и уже видел в руках Бориса рубанок, как он стелется по доске, выбрасывает из-под ножа желтые пружины стружек. Видел пилу, как она рассекает бревно и льются из-под ее зубьев мягкие отруби опилок.
Видел, как Борис строит дом. Не для себя - для людей.
Борис не вернулся с войны. Не постучал тихонько в окно.
Бабушка долго его ждала, не верила, что погиб. Ей все казалось, что вот-вот постучит поздно вечером, как стучал обычно, чтобы вышла и открыла калитку.
Но он не стучал, не возвращался.
Минька сам пройдет по всем тем местам, по которым они с Борисом ездили на старом велосипеде-"кузнечике".
Где раскачиваются высокие травы, а в них шумят жуки. Солнце горячее, и пахнет мятой. Где со дна реки светятся белые ступеньки песка. Ветер застревает среди густых деревьев. Где еще не проложены дороги и тропинки.
Он отыщет все эти места и покажет людям. Чтобы пришли с рубанками, молотками и пилами. Чтобы полетели желтые пружины стружек, посыпались мягкие отруби опилок. Чтобы люди построили себе дома, в которых каждый гвоздь будет согрет солнцем.
ТО ДАЛЕКОЕ, ЧТО БЫЛО
Рассказ в конце повести
1
Я думал о встрече с детством. С каждым годом становился нетерпеливее. Все острее видел то далекое, что было.
Я закрывал глаза, и - пускай совсем другой, за тысячу километров от Симферополя город - я слышал нездешнее лето, слышал детство. Бахчи-Эль.