— Она приказала похитить твоих друзей. Роджерс еще до своей кончины рассказал ей о том, где ты их прячешь… — тяжело вздохнув, Арэс решился посмотреть мне в глаза. — Я не чертов пират, Маша… Я был повстанцем, родился на этом острове. Деннис увидел во мне потенциал и отправил в ряды ракъят, но мне… Никогда не нравились эти… Эти ебучие аборигены, вся эта их гребаная мистика и обряды! Но я был готов делать все, чтобы спасти наш остров. И я нашел свое место, Маша, оно здесь…
На губах парня появилась горькая усмешка, в то время как я не могла отвести нечитаемого взгляда от его лица.
— Я следил за жизнью этого лагеря изнутри и в удобный момент докладывал обо всем приближенным Цитры. Да, я… — развел он руками, смахивая со лба капли дождя, — Нашел себя в роли пешки в руках Вааса. В роли разведчика ракъят. В роли крысы, предателя, как тебе угодно…
— Так значит… — вновь сперло дыхание. — Все то, о чем ты говорил тогда мне… Про семью… Все было ложью?
К моему разочарованию, Арэс ничего не ответил, опуская потерянный взгляд на пропитанную влагой и грязью землю.
— И про чувства ко мне ты тоже…
— Нет, — твердо заявил пират, подняв на меня глаза. — Нет, я не врал, Маша. Я любил тебя, как никого за всю свою жизнь, и люблю сейчас. И люблю не как гребаного воина ракъят, а как добрую и вольную девушку, покорившую меня своей отвагой и жаждой выжить… Смотря на тебя, я… Я сам находил для себя все больше и больше причин, по которым жизнь уже не казалась мне такой глупой и несправедливой.
Я смотрела на парня и не знала, что чувствую от его слов. Было ли мне больно? Нет… И я не знала, правильно ли это — правильно ли то, что будучи обведенной вокруг пальца столько раз, казалось бы, близкими мне людьми, даже чертовыми Деннисом и Ваасом, я так спокойно приняла ложь Арэса? Нет, не спокойно — был гнев. Гнев медленно разгорался внутри. Он был адресован не только обманувшему меня человеку — он всецело принадлежал Цитре. Я вспоминала ее образ, и от одной только мысли, что эта особа, привыкшая ловко манипулировать людьми, решила использовать моих друзей в качестве моей приманки, мне хотелось встретить ее лицом к лицу и сомкнуть пальцы на ее шее. А тем временем мой оживший внутренний зверь впервые оскалился на этого человека, впервые расценил в нем угрозу…
— Где мои друзья? — проигнорировав признание пирата, спросила я. — Что вы с ними сделали?
— Они в храме. Не волнуйся, с ними… С ними все будет в порядке, — ответил Арэс, но я почувствовала неуверенность в его голосе. — Цитре нужна ты, а не они…
— А Алек? Его вы тоже забрали? — спросила я.
При упоминании Эрнхардта дрожь в голосе становилось сдерживать все сложнее. А еще сложнее было при виде того, как Арэс сочувствующе заглянул мне в глаза, еле заметно покачав головой.
— Вы убили его… — сорвалось с моих губ. — Хотя он был вообще ни при чем…
— Он хотел помешать, и… Воины ракъят просто не стали с ним церемониться.
— Мои друзья, они в порядке? Никого не ранили?
Арэс вдруг переменился в лице. Если до этого пират выглядел отчаянным, то теперь в его глазах появился еще и неподдельный, плохо скрытый страх. Мне стало не по себе, и я уставилась на парня в немом вопросе. Тот, в свою очередь, снова увел взгляд.
— Там была девушка, одна из твоих подруг. Она все время кричала, отбивалась, пыталась сбежать. И… В какой-то момент ей удалось вырваться, она успела отбежать от нас на небольшое расстояние…
— И…
— Цитра… Дала приказ не оставлять в живых никого, кто будет противиться опале.
Стоило ему произнести эти слова, и я сразу все поняла. Но окончательно меня добило его последнее признание…
— Поэтому мне пришлось остановить твою подругу…
Вот теперь стало больно. Невыносимо больно. Боль от потери подруги и боль от этого предательства, которое ни с чем нельзя было сравнить. Сердце словно замерло, переставая перекачивать кровь, а вместе с ней пропал и кислород из легких. Я смотрела на этого абсолютно чужого мне человека, который так недавно был, пожалуй, единственным светлым лучиком в моей жизни на этом кровавом острове. Я смотрела на него и не верила, что этот человек, который был так дорог мне и который сам лично признался в том, что я дорога для него не меньше, собственноручно застрелил мою подругу. Арэс знал, как важны для меня друзья, знал, как я пеклась о них, как рвалась на свободу, чтобы спасти их в первую очередь, и сколько боли вытерпела ради них… Знал, но приказ своей жрицы счел более важным, чем мои чувства. Действительно, ведь кто я такая…
Разве не это предательство?
Арэс что-то говорил мне, раскаивался, винил себя за то, что не осмелился пойти против приказа. Что жалеет о содеянном, но ничего не может исправить и от этого ему невыносимо больно и совестно. Что он напился, чтобы забыться, и как трус скрывался от меня в этом гребаном баре, так как не мог осмелиться посмотреть мне в глаза…
Но я уже не могла слышать его из-за гула в ушах. Не могла смотреть на него. Мне было омерзительно, мне было больно. Он сделал шаг мне навстречу, и я тут же отпрянула — пытаясь выровнять сбившееся дыхание, я отвернулась от пирата, наблюдая перед собой дикие джунгли, раскинувшиеся за невысокой металлической оградой. Ливень продолжался, и все вокруг блестело под вспышками молнии. И только эта тишина, нарушаемая гулом в ушах, сводила с ума…
— Господи… — сорвалось с моих губ, и я прикрыла их дрожащей рукой.
Из глаз покатились слезы, а в мыслях только мелькали страшные картины того, как кто-то из моих напуганных подруг убегает от безжалостных воинов ракъят, которые все это время строили из себя мою «семью». А пират, который находился за моей спиной и некогда был одним из самых дорогих мне людей, направляет на мою подругу дуло винтовки, и в следующую секунду невинная девушка падает на землю, а из ее затылка вытекает багровая кровь…
— Не смей ко мне прикасаться! — выкрикнула я, стоило мне почувствовать на своем плече теплую ладонь Арэса.
Я оттолкнула его руку, впившись ненавистным взглядом в ожидающего такой реакции парня, которому оставалось лишь нервно вздохнуть.
— Забудь о том, что у нас было. Забудь вообще, кто я…
Надолго моей твердости не хватило, и я окончательно сорвала голос, разочарованно смотря на парня со слезами на глазах.
— Это конец, Арэс…
Пират смотрел на меня все с той же болью и раскаяньем в глазах, но я уже не могла выносить его присутствия. Я не хотела его видеть — больше никогда.
Последний раз бросив на парня тоскливый взгляд, я пронеслась мимо него и твердым быстрым шагом направилась прочь, утирая слезы тыльной стороной ладони. Ни проливной дождь, ни холодные порывы ветра уже не приносили дискомфорт — они были цветочками в сравнении с тем, что творилось на душе…
***
— Знаешь, малышка, это хуйня — то, что ты делаешь! — кричал сквозь громыхающую из десятка колонок Die Antwoord — I Fink you Freeky Бенжамин, подкидывающий чертового козырного туза.
Этот засранец снова выигрывал, из-за чего я, будучи и так в самом херовом расположении духа после дневного разговора с Аресом, очень бесилась и уже вскоре с недовольной рожей, обращенной к темнокожему, снимала второй кроссовок, ибо играли мы на раздевание, по приколу, так сказать. Несмотря на свои бесконечные выигрыши, молчаливый Бен все так же и уголком губ не повел, безэмоционально наблюдая за этой картиной и отпивая дешевый виски, медленно и «аристократично».
Музыка в стрипбаре била по ушам. Нас окружали, пожалуй, сотни людей. Согласиться на предложение главаря пиратов не сидеть весь вечер в четырех стенах, а наконец-то расслабиться, было моей единственной надеждой на то, чтобы забыться и перестать думать об Арэсе и о том, что он стал убийцей моей ни в чем неповинной подруги, перестать чувствовать эту душевную пустоту и разочарование и найти утешение в этих неоновых бликах, отличном роке, танцующих людях и бьющем прямо в нос запахе алкоголя. Мне не нужно было пить, чтобы ощущать себя пьяной, градусов так под сорок…