Не отвечая до тех пор, пока мы случайно не встретились с ним глазами.
За моей натянутой легкой ухмылкой Ваас без труда рассмотрел раздражение и ревность — его губы расплылись в довольной до чертиков улыбке, как у Чеширского кота, а хищный, уже более заинтересованный взгляд вернулся к рыжей особе. Танцовщица уже успела развернуться, прижимаясь к мужчине спиной и закидывая руки тому на шею, и призывно терлась пятой точкой о штаны пирата. Рука главаря с громким шлепком опустилась на ягодицу девушки, и та, наконец-то получив внимание с его стороны, улыбнулась еще шире, поднимая глаза на лицо мужчины.
Теперь в моем сердце действительно что-то кольнуло — не в силах оторваться, я, как гребаная мазохистка, наблюдала за тем, как грубые забинтованные пальцы бродили по телу стриптизерши, заставляя ее выгибаться всем телом и томно вздыхать. Но последней каплей в копилку моей ущемленной гордости и жгучей ревности стало то, что губы Вааса накрыли шею этой шлюхи, которая с удовольствием подставляла ее его укусам и засосам…
Сомкнув челюсти, я резко поднялась с насиженного места, направляясь в сторону бара. Не боясь нарваться на лишние неприятности, я нагло расталкивала людей в толпе, идя напролом: слишком много эмоций, слишком много гнева было внутри меня. Если бы этот придурок продолжил бухать с этой шлюхой, если бы остаток вечера наслаждался ее танцем, если бы шлепнул по заднице — окей, все это я бы могла стерпеть и даже не заострила бы особого внимания, отлично представляя себе всю кабелиную и своевольную натуру Монтенегро…
Однако этот ублюдок в очередной раз привел меня в бар, доверху заполненный кончеными алкашами и обкурившимися наркоманами, которые способны на что угодно, пребывая в своем опиумном царстве. Бросил меня здесь со своими шестерками, от которых, как выяснилось, тоже не стоило ожидать ничего хорошего. А сам блять уперся спаивать и трахать местных шлюх, буквально за моей спиной! Откуда столько наглости и эгоизма в этом конченом гандоне?!
Оказавшись возле барной стойки, одной рукой я вцепилась в рыжие кудри, без особого труда отталкивая в сторону вскрикнувшую девушку — та с негодованием уставилась на меня, намереваясь проделать в ответ подобный бабский трюк. Вот только эта дамочка не осмелилась напасть на ту, которая в следующую же секунду бесстрашно вцепилась в майку главаря пиратов, притягивая того за грудки.
«Порой на эмоциях ты действительно творишь необдуманные вещи…»
— Ты уже в край охуел, Монтенегро?! — озлобленно процедила я в лицо ухмыляющемуся пирату, заглядывая в эти темные, затуманенные глаза.
Ваас уже успел нажраться.
Нечасто мне доводилось видеть его в нетрезвом виде, однако каждый такой гребаный раз ничем хорошим для меня не заканчивался, если я показывалась на горизонте, а не тусовалась где-нибудь на крыше, в ожидании, когда Монтенегро соизволит завалиться спать…
И Ваас в эту ночь был пьян придостаточно, чтобы в любой момент, не задумываясь лишний раз, зарядить мне кулаком по лицу, тем более после таких дерзких выпадов с моей стороны. На миг я даже успела пожалеть о том, что поддалась эмоциям и рискнула нагрубить ему, да еще и на людях. А для Вааса его репутация значила куда больше, нежели целость и сохранность моего «милого белого личика», как он его называл…
Но раз я завелась, уже не остановлюсь.
— Пока одна из твоих гребаных шестерок весь вечер меня глазами раздевает, ты спокойно лапаешь в стороне какую-то шлюху!
Ваас рассмеялся, не сводя с меня глаз и слегка пошатываясь на месте. И такая реакция любимого мужчины заставляла мои глаза наливаться кровью от ярости и негодования…
— Mary-Mary-Mary… Моя девочка… Да если бы я, как сопливый подросток, бесился из-за каждого столба здесь, который дрочил на тебя, мне бы пришлось вырезать половину своего ебаного лагеря! Ты представляешь блять?!
Мне не нашлось, что ответить главарю пиратов — я просто продолжила разочарованно смотреть сквозь его мутный и надменный взгляд, в то время как хватка, с которой я сжимала майку мужчины, медленно ослабевала. А что я могла ему сказать, пока он пребывал в таком состоянии? Еще с самого детства я отлично уяснила, что спорить с нетрезвым человеком — пустая трата времени, которая порой приносит нам еще больше боли…
Ваас брезгливо оттолкнул меня от себя и на миг обернулся к барной стойке, чтобы опустошить последний шот — покончив с этим, пират развернулся, и тогда я встретилась с уже отнюдь не игривым взглядом, каким он был секунду ранее. Ваас сделал тяжелый шаг навстречу мне, и я по инерции отпрянула назад: хищный взгляд этих темно-зеленых глаз всегда навевал чувство тревоги и бросал открытую угрозу, однако, когда этот взгляд еще и затуманен алкоголем, а может, чем и потяжелее, невольно задумываешься о том, сколько минут тебе остается прожить…
— Что смотришь, amiga? А? — обманчиво спокойно обратился ко мне главарь пиратов, сложа руки в карманы и вставая напротив меня.
В нос сразу же ударил запах перегара, исходящий от мужчины, и я невольно скривилась, поднимая на его лицо раздраженный взгляд.
— Неужели моя принцесса так сильно приревновала меня, что забыла, как держать свой острый язычок за зубами? А? Знаешь, а я ведь польщен, не, реально польщен, amiga… И очень, сука, зол!
Пальцы Вааса резко сомкнулись на моей шее, препятствуя поступлению кислорода, от чего я по инерции вцепилась в его мощную руку, боковым зрением ловя надменный взгляд со стороны рыжей шлюхи. Глаза пирата налились кровью, и он сорвался на истерический крик, которого страшился каждый муравей в его гребаном лагере, и это неизбежно привлекло внимание окружающих.
— КЕМ ТЫ СЕБЯ ВОЗОМНИЛА БЛЯТЬ?! КТО ТЫ ТАКАЯ, ЧТОБЫ УКАЗЫВАТЬ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ, А?! КТО ТЫ ТАКАЯ, ЧТОБЫ ВООБЩЕ ОТКРЫВАТЬ СВОЙ БЛЯДСКИЙ РОТ?! То, что я трахаю тебя, perra, и разрешаю дрыхнуть в своей койке, еще нихера не значит блять! Или мелкая, наивная сучка решила, что у нас гребаная голливудская любовь? Не правда ли, amiga?! — с усмешкой в переливающихся под сафитами глазах спросил Ваас и на несколько секунд задержал внимательный взгляд на моем лице. — Если я только захочу, Mary, то я приведу к себе ВСЕХ этих шлюх, ты поняла меня? Я приведу их всех и буду трахать на твоих же, сука, глазах, а потом и ты окажешься среди них, на коленях, возле моего хуя, где вам всем самое место. Тебе это ясно, Mary? И поверь, принцесса, никакой ебучей разницы между ними и тобой я не почувствую.
Я смотрела на пирата с ненавистью и радовалась только тому, что темнота и неоновые блики не позволят ему разглядеть скопившиеся слезы в уголках моих глаз. Нет, после такого унижения я не могла допустить того, чтобы пасть еще ниже. Мой нечитаемый взгляд продолжил впиваться в Монтенегро до тех пор, пока тот не отпустил меня. Жадно ловя ртом воздух, я закашлялась, чувствуя, как пират приблизился вплотную, а затем вцепился мертвой хваткой в мою забинтованную руку — его грубые пальцы сжали незажившие ожоги под тонким слоем ткани, и вот тогда мне стало действительно больно…
Вот только я до последнего сохраняла непроницаемость, сомкнув челюсти и молча терпя. Боковым зрением только заметила взгляд Бенжамина, который еще несколько раз оборачивался в нашу сторону, кивая остальным шестеркам Вааса и поднимаясь с насиженного места.
— Я так хочу прикончить тебя, Marу… — процедил Ваас мне на ухо. — Но не могу. Ты понимаешь меня? НЕ МОГУ, ТВОЮ МАТЬ! — рявкнул он, и я невольно вздрогнула. — Гребаная ты сука…
«Да, Ваас. Я очень хорошо понимаю тебя. Как бы и мне хотелось сейчас всадить целую обойму в твой череп, за каждый твой свинский поступок, ублюдок ты такой…» — подумала я.