На время в воздухе повисла тишина, но спустя минуту, задумчиво облизнув губы, Ваас наконец продолжил.
— Если бы у меня была возможность вернуться в тот момент, когда я нашел тебя без сознания в душе, и встать перед этим гребаным выбором…
Пират выждал неуверенную паузу, но затем твердо произнес, посмотрев мне в глаза:
— Я бы все равно не смог убить тебя, Мария.
Несколько секунд я пыталась прочесть обман во взгляде пирата, но тот был абсолютно серьезен. Ваас смотрел на меня с искренностью и той еле заметной заботой, которую я так мечтала встретить в его изумрудных глазах…
— Да, я просто… Вряд ли смогу смириться с этим… — уже беззлобно ответила я, отрешенно разглядывая потолок и скользящие по нему тени от пальмовых листьев. — Но даже если ты не решишься подарить мне шанс начать новую жизнь вдали от этого острова… Я все равно попытаюсь простить тебя, Ваас.
Я поймала взгляд пирата и поняла, что тот не поверил мне. Ваас не верил в то, что его можно простить, что он достоин прощения. И тем не менее, мужчина мягко улыбнулся мне уголком губ, протягивая ладонь к моему лицу.
— Спасибо, hermana.
***
Kavinsky — nightcall
И вновь эта громкая музыка, доносящаяся из колонок. Вновь этот свет сафитов и бликов цветных прожекторов. Вновь терпкий запах алкоголя и сигаретного дыма. Вновь сотня людей, заполнивших танцпол, и еще сотня, устроившаяся на диванчиках возле шестов, где красивые девушки плавно изгибались под Kavinsky — nightcall, искренне ловя кайф от этой песни…
Все было неизменно, кроме одного.
Ваас.
Он наконец-то был рядом. Этот вечер должен был стать последним, который мы проводили вместе. Возможно, поэтому мужчина не отпускал меня ни на шаг, приобняв за плечи и позволив мне уложить голову на его горячее плечо. Полночи мы просидели вдвоем, разговаривая о том, о чем прежде никогда не говорили. О чем-то абсолютно бессмысленном: о том, какими мы были в детстве, о наших самых абсурдных, но забавных косяках, о первой подростковой влюбленности, о которой Ваас, к слову, рассказывал с такой улыбкой, словно ему было безумно неловко и стыдно вспоминать все то, что он творил, будучи «глупым, влюбленным» подростком. Впрочем, кто из нас этим не грешил?
— Не знала, что ты в душе романтик, — хитро улыбаясь, подвела итог я.
— Я блять ангел во плоти, amiga… — иронично усмехнулся в ответ Монтенегро, отпивая из стакана со льдом.
I’m giving you a nightcall to tell you how I feel.
(Я звоню тебе, чтобы рассказать о своих чувствах)
I want to drive you through the night, down the hills.
(Я хочу провезти тебя сквозь ночь по холмам)
I’m gonna tell you something you don’t want to hear,
(Я расскажу тебе о том, чего ты не хочешь слышать)
I’m gonna show you where its dark, but have no fear…
(Я покажу тебе темноту, но не бойся…)
Спустя столько времени я вновь улыбалась, искренне, счастливо, ведь я знала, как Ваас любил мою улыбку. И спустя столько времени сам Ваас вновь открылся мне, вновь позволил себе расслабиться и делать то, что он действительно желал делать. Каждый раз я застывала на доли секунды и завороженно любовалась тем, как он громко смеется, тем, как активно жестикулирует, рассказывая очередную историю, тем, как выпускает сигаретный дым изо рта…
There’s something inside you,
(Что-то есть в тебе)
It’s hard to explain.
(Это тяжело объяснить)
They’re talking about you, boy,
(Они говорят о тебе, парень)
But you’re still the same…
(Но ты так и не изменился…)
Мне не хватало Вааса. Настолько не хватало, что, получив его сполна, мне все равно было мало — я не хотела, чтобы эта ночь заканчивалась. Я хотела всегда разговаривать с Ваасом так, чтобы не подбирать слов, дабы не разозлить его. Хотела всегда уверенно касаться его губ своими, мимолетно, без надобной на то причины, и не быть отвергнутой. Хотела всегда видеть в его взгляде не туман и ненависть, а осознанность и… Что-то такое, хотя бы отдаленно похожее на взаимную любовь.
— Скажи, ты забудешь обо мне? — спросила я, откинув затылок на спинку дивана и не отрывая глаз от лица главаря пиратов, находящегося в таком же положении. — Ты ведь забудешь… — грустно улыбнулась я, кивая своим мыслям.
Мы уже не слышали музыку, не замечали людей вокруг. Для нас существовали только мы сами. И это была последняя ночь, принадлежащая только нам…
I’m giving you a nightcall to tell you how I feel.
(Я звоню тебе, чтобы рассказать о своих чувствах)
I want to drive you through the night, down the hills.
(Я хочу провезти тебя сквозь ночь по холмам)
Ваас задержал на мне изучающий, немного хитрый взгляд и вдруг засмеялся, устремляя взгляд в потолок и оголяя ряд ровных белых зубов. Иронично изогнув бровь, я улыбнулась уголком губ, как-то тоскливо рассматривая черты его лица. Я просто не могла перестать думать о том, что вижу этот ирокез, этот глубокий шрам на виске, эти изумрудные хищные глаза, эту улыбку, подобную оскалу, и эту густую темную эспаньолку последние, считанные часы…
I’m gonna tell you something you don’t want to hear,
(Я расскажу тебе о том, чего ты не хочешь слышать)
I’m gonna show you where its dark, but have no fear…
(Я покажу тебе темноту, но не бойся…)
Ваас вдруг отпрянул от спинки дивана и потянулся руками к своему затылку — садясь напротив, я внимательно следила за тем, что он делает, и с каждой секундой все больше отказывалась верить в то, что наблюдала. Монтенегро снял со своей шеи тот самый зеленый, поблескивающий под неоновыми бликами кулон, который прежде всегда был вместе с ним и который так завораживающе привлекал мое внимание — я недоверчиво подняла глаза на мужчину, когда тот протянул его мне.
— Я помню, amiga, как тебе он понравился. Ты все время норовила полапать его своими ручонками, а? — усмехнулся пират.
Я неуверенно протянула руку к такому своеобразному, но дорогому подарку, когда Ваас вдруг сжал его в кулаке, серьезно смотря мне в глаза.
— Я вернусь за ним, mi querida. Помни об этом.
Слова были бы лишними — невольно задержав взгляд на губах мужчины, я прильнула к ним, забирая стакан виски из его руки и отставляя на стол. Мои пальцы зарылись в густую эспаньолку, притягивая лицо пирата как можно ближе. Рука Вааса уже по-хозяйски оглаживала мою талию, а его язык проник в мой рот, оставляя на моих губах слабый горьковатый вкус виски.
There’s something inside you,
(Что-то есть в тебе)
It’s hard to explain.
(Это тяжело объяснить)
They’re talking about you, boy,
(Они говорят о тебе, парень)
But you’re still the same…
(Но ты так и не изменился…)
— Давай уйдем отсюда? — оторвавшись от губ пирата и пытаясь выровнять сбившееся дыхание, спросила я.
Ваас не маленький мальчик — он сразу все понял. И, что самое главное, желал не меньше, чем я…
***
Стоило нам оказаться в его комнате, Монтенегро прижал меня к столу, впиваясь губами в мою шею и оставляя на ней новые отметины. К этому времени наши майки уже благополучно были отброшены на пол, как и мои шорты, и ничто уже не мешало моим рукам бродить по напряженному, горячему мужскому торсу — я вцепилась в ремень на штанах Вааса, судорожно пытаясь как можно скорее расстегнуть его и освободить пирата от такой лишней в тот момент одежды.
Теплая ладонь Вааса проскользнула вдоль моей спины, вызывая мурашки по всему телу — она коснулась застежки моего лифчика, который через секунду полетел в сторону. Губы главаря уже спустились к моим ключицам, а вскоре добрались и до груди, заставив сладкий стон сорваться с моих губ…
Когда я жадно впилась в губы пирата, притягивая того за затылок, он подхватил меня под бедра и усадил на стол — Ваас грубо раздвинул мои ноги, и его выпирающий из боксеров член теперь терся о мои трусики, заставляя все сжиматься внутри меня от непреодолимого желания. Одним движением пират стянул их с меня, отбросив сторону — к этому времени я уже вся намокла, сгорая от желания, и пальцы пирата без труда проникли в меня, заставляя прогнуться в пояснице от удовольствия. Я запрокинула голову, подставляя шею таким желанным губам мужчины. Но мне было мало его пальцев, и мои сладкие стоны вскоре наполнились разочарованием.