Он клонился над моим ухом, заставив меня вновь неосознанно растянуть губы в улыбке и прикрыть глаза, прислушиваясь к этому одурманивающему голосу, как к усладе для ушей. Надеюсь, что пират не заметил.
— Убить я тебя всегда успею. Да и стоит ли лишать жизни такое сокровище из-за гребаного татау на руке, если я с удовольствием могу эти рисунки сжечь с твоей кожи, Бэмби, все, до единого, мм? Как ты на это смотришь? Ты ведь потерпишь ради меня? — издевательски шепнул он, вызывая волну мурашек по всему телу.
Где-то далеко я еще слышу отголоски сознания, во все горло кричащие:
«ОЧНИСЬ! Ты что творишь?! А ну приди в себя и отойди от этого человека от греха подальше, пока это не зашло слишком далеко!»
Но их тут же затмевал голос Монтенегро. Такой реальный голос, такой опасный. И такой возбуждающий…
Я промолчала, бросив игривый взгляд на мужчину. Перехватив его, Ваас вдруг напрягся и отстранился, чтобы вглядеться в черты моего лица.
— Amiga, почему ты на меня так смотришь? — недоверчиво спросил пират, хитро ухмыляясь.
— Как «так»? — уточнила я.
— Будто хочешь накрыть ебучим пледом и поцеловать на ночь, — с сарказмом ответил мужчина, недовольно сложив руки в карманы.
В ответ на это я лишь загадочно растянула губы в улыбке, смущенно опуская глаза в пол, так как в голове уже вместо мыслей проносились только ветер и «перекати-поле». Ваас вдруг наклонился ко мне, и я посмотрела в ответ — пират присмотрелся. На его лице вновь появилась широкая ухмылка.
— Да ты же упоро-олась!.. — засмеялся он. — А я-то думаю блять, чего это моя бунтарка больно послушная стала…
Вдруг в моей голове что-то переключилось. Я почувствовала, как радость и возбуждение моментально сменяются беспричинным гневом. Гребаный наркотик заставлял меняться мое настроение в мгновение ока, что так часто демонстрировал в повседневной жизни сам главарь пиратов. Может, только поэтому за следующие несколько минут я не отхватила по лицу…
— Ты хоть понимаешь, что я не хотела этого?! — вспылила я, оттолкнув Вааса, но сил, чтобы сдвинуть этого борова, у меня не хватило.
Пират, на удивление, сам сделал шаг назад, с ухмылкой наблюдая за бурей моих эмоций.
— Я не хочу стать такой же наркоманкой как вы все! Меня так подло накачали гребаным опиатом! Это ведь твои ебнутые шестерки подсыпали мне таблетки в стакан воды, Ваас? Скажи, это они сделали?!
— Ну что ты, принцесса. Они бы не решились на это… — издевательски протянул Ваас, и в его глазах блестнул азарт и желание увидеть мое опешевшее выражение лица.
— Так значит… Это все-таки был твой приказ?! Ты мерзавец, Монтенегро!
Я бесстрашно кинулась на пирата, целясь кулаками в его грудь.
Боковым зрением замечаю, как подорвалась с места тигрица, но Ваас одним взглядом усмирил ее. Мужчине ничего не стоило перехватить мои запястья и продолжить снисходительно выслушивать мои вопли и предотвращать мои попытки вырвать руки.
— Отпусти меня! Отпусти! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! Как же я ненавижу тебя! Во что ты превратил мою жизнь, Ваас?! Я потеряла дом и семью, потому что ты удерживаешь меня в плену!
На глаза навернулись слезы.
— Потеряла самого близкого человека, потому что ты не остановил своих ублюдков и позволил им издеваться над ней! Я теряю доверие остальных, потому что теперь в их глазах я выгляжу одержимой желанием отомстить тебе! И изо дня в день я теряю рассудок, потому что ты, ублюдок, стал моим чертовым ночным кошмаром!
Я вновь дернула рукой в попытке освободить ее из цепкой хватки и ударить пирата, но расслабленные наркотиком мышцы были слишком слабы. От этой безысходности слезы покатились по щекам, а голос сорвался.
— Это все ты! ЭТО ВСЕ ТЫ!
Я остановилась, беспомощно сжав кулаки так, что проступили костяшки пальцев — я не видела лица пирата, не знала, о чем он думает. Он устало вздохнул и ослабил хватку, но запястья мои не отпустил. Казалось, Ваас не собирается ничего отвечать. Это значит, что пират, как Царь и Бог этого острова, нисколько не раскаялся за всю ту боль, что причинил мне, либо ему было просто наплевать. И от этого на душе становилось еще паршивее. Хотелось вывести Монтенегро на эмоции, заставить страдать, надавить на больное…
А ведь я знала его «слабые места», какая ирония.
— Что? Тебя нисколько не трогает то, что ты разрушил чужие жизни? — горько усмехнулась я, подняв покрасневшие глаза на пирата.
Впрочем, в ночной темноте мы ориентировались, скорее, на голоса и прикосновения.
— Какая жалость… Я так жалею, что не успела завоевать доверие Цитры.
От одного ее имени, произнесенного мной вслух, пират вновь напрягся, сжав мои запястья. Мои губы непроизвольно выдали усмешку, но в голосе так или иначе все еще предательски звучала обида и желание задеть его чувства.
— Она бы так со мной не поступила. Она не такая бездушная, как ты, Ваас… Ты называешь себя моим спасителем, но это ложь. Цитра спасла бы меня, защитила и дала силу, чтобы спасти остальных. Она бы не воспользовалась мной в качестве своей игрушки, как ты…
Замечаю улыбку на губах пирата. Невеселую улыбку. Ваас тяжело вздохнул.
— Продолжай, Mary. Я тебя слушаю.
— Мне не о чем с тобой больше разговаривать.
— И что, даже не назовешь меня предателем собственной семьи? Трусливым псом или продажным уебком? Нет? — иронично усмехнулся Ваас, склонив голову чуть набок. — Тебе же ракъят так здорово мозги промыли…
Внутри вновь что-то щелкнуло. Гнев стал сменяться горечью, раскаянием за произнесенную ложь.
«Ну на кой черт я наговорила это все? Это же все вранье…»
— Я никогда не верила в их слова, Ваас.
В лице пирата что-то переменилось. Может, из-за темноты, а может, из-за развитого умения пирата скрывать свои эмоции, я не смогла понять, что он почувствовал. Мне показалось, в его глазах промелькнула… Радость? В любом случае, она быстро сменилась недоверием: пират привык никому не доверять. Да и вряд ли бы он так сразу поверил, что нашелся человек, готовый понять его. Я продолжила, но уже тише, словно мы говорили о чем-то поистине личном.
— Если бы ты в действительности оказался продажным уебком, мечтающим о деньгах и наркоте… Ты был бы счастлив. Ведь у тебя все это есть, пожалуйста… — пожала я плечами, в то время как черты лица пирата невольно смягчились. — Ты ненавидишь этих людей, потому что они — просто стадо, которым в качестве лидера больше жалкого пастуха никого не потребуется, — киваю на окна, и пират бросает действительно недовольный взгляд на пиратов на улице. — Ты ненавидишь этот лагерь, потому что прожигаешь в нем каждый год своей жизни. Тебе кажется все это бессмысленным, ведь ничего не меняется, и каждый день похож на предыдущий: наркотики, убийства, алкоголь и все те же пиратские рожи…
Хватка Вааса полностью ослабла, и я без усилий высвободила запястья, отступая на шаг.
— Ты даже себя ненавидишь. Потому, что ты не хотел быть таким. Когда-то с тобой поступили несправедливо, тебя использовали, сломали… И ты нашел только один выход — уйти. Не сбежать, поджав хвост, не предать, а просто уйти от всего этого, скрыться. От тех людей, что причинили тебе боль и… К сожалению, оказались твоей семьей.
Слышу, как в тишине сбилось дыхание главаря пиратов, но он твердо пытается не выдать этого.
— У тебя не было выбора, где ты мог начать жить заново. Поэтому ты здесь. Поэтому ты такой… Твою жизнь разрушили, Ваас.
— Думаешь, ты самая умная? — негромко процедил пират, смотря на меня исподлобья.
Лунный свет падал из окна и освещал только половину лица мужчины, но этого хватало, чтобы разглядеть во взгляде его ярость и борьбу. Ярость, что за столько лет жизни нашелся тот, кто вывернул его душевные муки наизнанку. Борьбу, что велась внутри него, велась против нежелания доверять мне.
— Белая девчонка с материка решила моим психологом заделаться?
— Я не хочу залезать к тебе в душу, Ваас. Не собираюсь оценивать твои поступки, не собираюсь влезать в твою жизнь со своим мнением, — спокойно ответила я.
— Выходит, пожалеть меня решила, amiga? — процедил Ваас и приблизился, притянув меня за горло.