ФЭ. 3826, 40.
6 сентября 1967
Дорогие Люба и Ирина,
все время мысленно с вами…
Известие о смерти Ильи меня тем более поразило, что не подозревала, что он хворал. Не могу себе представить — не хватает воображения — как переносил Илья мысль о болезни, о лечениях, как допускал до себя врачей. Для него болеть было в 100 раз хуже, чем для других людей.
Он говорил мне по телефону[1266], что Люба была в лечебнице, о себе… ни слова.
С тех пор я беспокоилась о состоянии Любы. Запросила тебя, Ирина, когда писала тебе, но ответа не получила на свое письмо. Между тем мне решительно не у кого узнать, что у вас происходит. Теперь из газет узнала (потому, что жене покойного выражают сочувствие), что о Любином здоровье не следует беспокоиться. Хотя понимаю, что тяжелый удар ей нелегко пережить.
Одно могу сказать: такой всемирной симпатии, как Илья, никто никогда не пользовался.
По странной случайности Юра[1267], который был проездом в Париже, сидел у меня, и мы говорили о всех вас, не подозревая, что ночью скончался Илья. Газеты были этим полны, но мы не знали. Вместо ненависти к нему, у меня теперь появилась жалость. Конченый человек. Он очень болел сердцем (мы это скрывали от Жени[1268]). Уже 3-й год преподает политическую экономию в лицее в St. Etienne. Дети учатся и голодают.
ФЭ, 3928, 2.
СКОРБЛЮ СМЕРТИ НЕЗАБВЕННОГО ЭРЕНБУРГА ОДНОГО ИЗ ВЕЛИКИХ НАШЕГО ВЕКА = ГЕВОРК ЭМИН
ФЭ. 3824, 22. Геворк Эмин (1919–1998) — армянский поэт.
7 сентября 1967
Милая Люба,
Ты не можешь себе представить, как страшно я была поражена, когда в пятницу, около полудня, услышала сообщение о смерти Ильи. Мне это показалось невозможным. Ты, конечно, знаешь, что мы виделись в Риме в конце мая; Илья выглядел очень похудевшим, уставшим от разъездов и общественной деятельности, говорил чуть слышным голосом, но мне и в голову не могло прийти, что я его больше никогда не увижу. Разговор шел о тебе, Илья сказал, что его тревожит твое здоровье. И в «Юманите» сообщали о твоей болезни. В здешних газетах много говорилось о кончине большого писателя. В пятницу по радио Эльза Триоле и Арагон говорили о случившемся с глубоким волнением и скорбью. Я не знала, как связаться с тобой. Вот я и написала Эльзе, чтобы она передала тебе, что я разделяю твою боль и боль Ирины. Весь понедельник я была с вами, в ужасе от того, что это правда, что хоронят человека, который был воплощением жизни и ума, ума неподкупного и смелого.
А вчера я купила субботнюю «Юманите», там на двух с половиной страницах помещены почтительные и хвалебные статьи, и в них я нашла ваш адрес: улица Горького, 8. Я отправила коротенькую телеграмму, чтобы ты знала, что я с тобой. И вот теперь пишу письмо.
Я не выдержала и написала Эльзе Триоле, что эти почести вызывают у меня усмешку, когда я вспоминаю обо всех неприятностях, причиненных Илье (и тебе) французской полицией, начиная с высылки в Бельгию и Ла Панн (1921 г.) и до последнего времени, когда между нашими странами наконец-то установились почти нежные отношения. Давно пора!
Столько всего вспоминается, не одни лишь 1916-17 годы, но и 1924 год, когда мы так часто все вместе сидели в «Куполь», и перигорский ресторанчик в Лаванду (помнишь тот кагор?), и как Илья поранил глаз на острове Левант, и самый последний стакан — остатки бутылки чинзано в январе 1940 года. Затем наступило ужасное время. Мы встретились в 1946 году. Потом я лишь два-три раза видела Илью.
Как бы мне хотелось быть ближе к тебе, я подумала, может быть, ты захочешь вернуться во Францию. Ты сможешь жить у меня, поразмысли об этом хорошенько. Я надеюсь, что ты справишься с этим большим горем и быстро начнешь поправляться.
Когда у тебя достанет времени и душевных сил, напиши мне несколько слов.
У меня всё по-старому. Зиму и лето мне нравится проводить в моем домике в Монбаре. Весной и осенью я часто езжу в Италию, много раз была в Греции (теперь больше не поеду). Я живу деятельно, чувствую себя хорошо, занимаюсь живописью и очень увлечена ею. У меня всё еще много друзей в разных краях, мы встречаемся то там, то здесь.
Адольф с женой поселился в Йоханнесбурге, в Южно-Африканской Республике (мерзкая страна). Я вижусь с ними во время их приездов в Европу.
1267
Сын Евгении Григорьевны Каган (1883–1965), родной сестры ИЭ, жившей после возвращения в 1953 г. в СССР у него на даче.