Тщетно ищу взглядом часового возле нашей казармы. Спускаюсь по лестнице в подвал. В нашей комнате шумно, звучат песни и смех. К компании присоединились и караульные. Обер-фельдфебель Кайзер снова сидит за столом и поет громче всех. Несколько солдат, стоя на коленях, безуспешно пытаются застегнуть туго набитые ранцы. Кто-то ложкой перекладывает жир из банки в котелок. Рядом стоят несколько открытых ящиков с продуктами.
Уже два часа ночи, и мне пора заступать в караул. В комнате стало тише, все лежат на кроватях, правда, один солдат разлегся прямо на столе. Рядом с тускло мерцающими коптилками стоит канистра со шнапсом. Беру фляжку и наполняю ее про запас. Затем ложусь на койку. Входит унтер-офицер и вызывает караульных. Четвертый час ночи. Я переворачиваюсь на другой бок и засыпаю. Двое солдат, отчаянно чертыхаясь, встают и выходят из комнаты.
Пытаюсь открыть глаза, но они слипаются, будто намазанные клеем. Голова болит так, словно по ней били молотком. Наконец мне удается разлепить веки. Солдаты стоят возле стола, заканчивая укладку продуктов в ранцы. Кто-то пытается разбудить обер-фельдфебеля Кайзера. Осторожно встаю и выхожу на улицу. Часовых у входа нет. Над казармами висит гнетущая тишина. Свежий воздух постепенно приводит меня в чувство. Головная боль понемногу проходит, однако вместо нее приходит ощущение разбитости и огромной усталости. Возвращаюсь в подвал. Дверь в командный пункт открыта. Ротный штабс-фельдфебель стоит в дверях кладовки. Он зовет нас и приказывает взять еще продуктов. Из комнаты для вестовых приходит Блачек. Он сообщает, что ротного штабс-фельдфебеля ждет жена с детьми. Быстро съедаю несколько ломтей хлеба и опустошаю целую банку консервированной колбасы. Двое девушек из войск СС, одетых в гражданские платья, шлепают Кайзера по щекам, пытаясь привести его в чувство. Неожиданно в комнате появляется лейтенант. Заметив бесчувственного Кайзера, девиц и пьяного, еле стоящего на ногах унтер-офицера, он яростно кричит и, хлопнув дверью, уходит.
Унтер-офицер неожиданно приходит в себя и полностью трезвеет. Даже обер-фельдфебель Кайзер поднимается наконец с кровати. Мы надеваем шинели, берем винтовки и в последний раз оглядываем нашу казарму. Прохожу по коридорам. Мешки с песком, каски, клочья мундиров и снаряжения валяются среди куч мусора рядом с брошенным оружием и боеприпасами. Дыры в полу и пробоины в стенах — свидетельства урона, нанесенного ночной атакой. На стене караульного помещения висят старые военные сводки. Русские уже на Одере, англичане и американцы в Баварии и Гессене. Геттинген и Ганновер заняты вражескими войсками. Это все, что осталось от «немецкого жизненного пространства».
На стенах также висят клочки сорванных власовских пропагандистских плакатов. Многие столы и койки в казарменных помещениях перевернуты. На полу валяются обрывки старых газет. Я спускаюсь вниз по разломанной в некоторых местах лестнице. В куче мусора валяется брошенный кем-то панцерфауст. В комнатах с разбитыми оконными стеклами гуляет ветер.
Из темной комнаты подвального помещения доносится чей-то могучий храп. Удивленный, открываю дверь и застываю на месте. Это комната рядом с оружейным складом, в которой живет штабс-фельдфебель Рихтер. Через полуоткрытое окно проникает слабый свет. На столе стоит бутылка шнапса рядом с прочими бутылками со спиртным, лежат куски хлеба, масло и жир. На стуле рядом с кроватью стоит выгоревшая до дна коптилка. Через спинку стула переброшен мундир. На полу валяется женское платье, ботинки на шнуровке и пара дамских туфелек. Штабс-фельдфебель лежит, храпя, на кровати рядом с очень молодой девушкой, в которой я узнаю официантку из столовой, которая несколько дней назад добровольно вступила в ряды войск СС. Пресловутый «надсмотрщик с плантации», штабс-фельдфебель Рихтер, которого многие солдаты за глаза называют «бульдогом», встреч с которым мы всегда старались избежать, оказывается, не чужд мирских удовольствий.
Где-то раздается громкий свист. Храпение переходит в стоны. Я поворачиваюсь кругом, шагаю за порог, с силой захлопываю дверь и громко барабаню в нее кулаками. Мне кажется, что сейчас обрушится потолок. Из комнаты доносится сдавленный крик, и я быстро выхожу в коридор. Навстречу мне идут солдаты, нагруженные плотно набитыми ранцам, рюкзаками, коробками, боеприпасами. Они поднимаются вверх по лестнице и выходят на плац. Похожу к своей койке, чтобы забрать винтовку. Обер-фельдфебель Кайзер все еще не протрезвел, он просит оставить его в покое. Две девушки и несколько солдат пытаются поднять его, но вскоре отказываются от своих намерений и уходят. С Кайзером остается лишь одна девушка. На столе лежат несколько коробок с пистолетными патронами. Я быстро засовываю их в карман, надеваю фуражку, беру каску и винтовку и выхожу из казармы.