Над головой снова свистят пули. Под мостом собралось несколько солдат, у них мокрые от пота лица. Нашему ротному обер-фельдфебелю и его жене удалось живыми и невредимыми добраться до подземного перехода. Их дети, дрожа от страха, стоят рядом с ними. Неожиданно откуда-то из переулка появляется грузовик, мчащийся прямо по телам убитых и раненых. Ветровое стекло расколото, лицо водителя перекошено и исполнено решимости любой ценой двигаться вперед. Когда он проезжает мимо нас, мы выскакиваем из укрытия и, прячась за машиной, перебегаем на противоположную сторону улицы. Начинается настоящий ад. От пулеметных очередей и взрывов гранат обрушиваются стены домов. Нам, к счастью, удалось прорваться в безопасное место.
Слева и справа от нас сплошные руины. Поток людей немного ослаб, все стараются спрятаться за той стороной баррикады, которая остается недосягаемой для огня противника. Лишь изредка отдельный солдат или гражданский пробегает вдоль стен домов, остальные пережидают, прячась в развалинах. Надеваю каску и выглядываю на улицу, вслушиваясь в звуки боя. Окружающие дома выглядят так, будто их спилили гигантской пилой на уровне первого этажа и стены обрушились внутрь и вниз, в подвалы. Люди пытаются пробраться через груды кирпича с одной лишь целью — вырваться на запад к армии Венка, подальше от Берлина, превратившегося в безжизненные руины, в одно гигантское кладбище. Гонимые паническим страхом люди бегут сквозь огонь пожарищ. Берлин охватила безумная пляска смерти, незримая коса которой безжалостно косит солдат и гражданских, мужчин и женщин, стариков и детей. Улица заканчивается, и перед нами появляется дорожная развилка. Здесь тоже сплошные развалины, среди которых столпилась масса людей. Слева улица идет наверх, к мосту. Именно туда устремляется человеческий поток. Один за другим люди выбегают из укрытий и, поднявшись по лестнице, бегут по мосту. Позади нас вырастает целая толпа. Рядом со мной и другими солдатами бегут женщины с детьми на руках, дети постарше, старухи, подростки обоего пола. Я опасливо посматриваю на верхние ступеньки лестницы. Русские по-прежнему обстреливают мост, который буквально залит кровью. Мне становится страшно.
Те, кто находится сзади, кричат, чтобы мы не задерживали движение, и, напирая на нас, выталкивают вперед. Делаю глубокий вдох и совершаю рывок. Мы попадаем под пулеметный огонь и оказываемся в кровавой мясорубке, поливаемые свинцовым дождем пуль. Поверхность дороги скользкая от крови. Трупы валяются на мосту и свешиваются с перил. Машины и танки мчатся к другому берегу, с хрустом раздавливая мертвые тела. Бросаюсь вперед, ничего не видя, движимый лишь мыслью о том, что нужно поскорее перебежать мост.
Падаю на землю и прячусь за бетонным столбом. Рядом со мной лежит труп. Неизвестно откуда возникший грузовик врезается в пролет моста и перегораживает путь потоку людей и машин. Какой-то солдат и женщина прячутся под ним от вражеского огня. Теперь по мосту бьют артиллерийские орудия. Я снова поднимаюсь на ноги. Вижу перед собой фигуры бегущих и тут же падающих людей. Ничего не ощущая, бегу вперед, перескакивая через тела мертвецов и наступая на раненых. Сейчас каждый озабочен лишь самим собой и собственной безопасностью. Думать об окружающих сейчас нет времени. Достигаю края моста и прячусь за баррикадой, судорожно хватая ртом воздух. Пули свистят над моей головой, попадая порой в находящихся рядом людей. Количество человеческих фигур, бегущих по мосту, с каждым мгновением становится все меньше. Изрешеченные пулями и истекающие кровью женщины с детьми, девушки, парни из гитлерюгенда и старики падают, увлекая за собой остальных. Смерть снова затевает свою жуткую пляску. По мосту катят танки, давя живых и мертвых людей, превращая их в жуткое месиво, перемалывая своими гусеницами человеческую плоть в кровавую кашу.