«Огромна роль в этой победе капитана спартаковцев Бориса Майорова. Он уверенно вел своих друзей к успеху, сумел поддержать в товарищах нужный настрой, даже когда мы забили первые две шайбы».
Так вот я и выводил нашу сборную на лед еще два сезона подряд. А когда начался следующий, осенью 1968 года, перед первым же товарищеским матчем тренеры объявили прямо в раздевалке, что сегодня в каждом из трех периодов капитаны будут разные. Потом капитаны сменяли друг друга каждую игру, ими были Старшинов, Давыдов, Рагулин и Фирсов. В конце концов состоялось собрание, на котором избрали Старшинова.
Что скрывать, мне было грустно. И все же не так, как тогда, когда мне пришлось расстаться с повязкой спартаковского капитана. Как ни говорите, восемь сезонов…
Меня заменили по рекомендации спортивно-технической комиссии, заменили весной 1968 года после нашего матча с московским «Динамо». На поле разразился довольно серьезный скандал, запахло дракой, но хоть я в ней не участвовал, мне вспомнили старые грехи и наказали.
Если б мог я вернуть прошлое и начать снова, имея за плечами нынешний опыт! Ведь быть на хорошем счету у судей, публики, у противника не такое уж хитрое дело. Но настолько лучше ты себя чувствуешь на площадке! Как много сохраняет это тебе сил, душевных и физических!
Минувшим летом я однажды играл за свою футбольную команду на первенстве Москвы против «Динамо». Бегу за мячом и чувствую: сводит ногу. От боли делаю одно неверное движение, опираюсь противнику на плечи. Это известный футболист, очень мною уважаемый, Эдуард Мудрик. Он поворачивается ко мне со сжатыми кулаками. Но я ведь сделал это нечаянно и еще шесть-семь лет назад, не задумываясь, ответил бы на его порыв так, что этот мелкий эпизод превратился бы, возможно, в тяжелый конфликт. Но теперь…
— Извини, Эдик, ногу свело.
— Да брось ты, Боря, извиняться. Бывает…
Он помог мне подняться, и игра продолжалась. И вы знаете, я почувствовал какое-то моральное удовлетворение. Это, может, были первые слова, которыми мы с Мудриком перекинулись за время нашего шапочного знакомства, но вроде одним приятелем у меня стало больше.
День тринадцатый
STOCKHOLM
Завтра последний, самый ответственный матч с чехословаками. А сегодня — выходной, отдых.
Знаю я этот отдых перед решающим матчем. Не отдых, а мучение. Время останавливается, и никак его не столкнешь с мертвой точки.
Я, например, не могу ни спать, ни читать. Просто не знаю, куда деть себя перед решающей игрой. Бродишь из номера в номер, ищешь собеседников, стараешься уловить из ничего не значащих слов, какое у ребят настроение. Ждешь, не заглянет ли кто из знакомых время скоротать.
В общем, понимаю я, как тяжело будет ребятам жить до 19 часов завтрашнего дня. У меня по крайней мере на ближайшую пару часов есть развлечение — матч Швеция — Канада.
Против ожидания матч поначалу складывается для шведов очень трудно. После второго периода они проигрывают 1:2. Надо было видеть в перерыве лица шведских журналистов — растерянные, взволнованные, обиженные. Двое подошли ко мне.
— Чем объясняете такой счет?
— Тем, — ответил я, — что сбились на канадскую игру. Пошли на стычки, драки, на силовые столкновения у бортов. По нынешним временам у канадцев это единственный козырь. Так зачем же вам с него ходить?
Но в третьем периоде все встало на свои места, шведы выиграли.
Вечером удалось поговорить с домом. И мне и моему соседу по номеру Сереже Кружкову. Оба пришли в хорошее настроение: дома все в порядке. Потом до позднего вечера разговаривали о семейных своих делах.
Дело в том, что мы с ним в одинаковом положении. И Галя и его жена ждут ребенка. Только мой будет на пару месяцев старше.
Говорят, что журналист и геолог — самые беспокойные в мире профессии. Нынче здесь, завтра там. Об этом пишут повести, поют песни. Ну, а что же тогда говорить о нас, спортсменах? Как бы там ни было, а для людей, избравших себе любое дело, жизнь дома — обычное и привычное состояние, а отъезды из дому, даже частые, — нарушение устоявшегося быта. И только мы чувствовать должны себя в гостинице и на спортивной базе как дома.
Дочь у меня, к счастью, родилась 3 июня, и до полутора месяцев я видел ее ежедневно: помогал купать, гулял с ней в Сокольниках.
Мне повезло. А вот у брата моего дочь родилась, когда мы были в Канаде. Игорь Ромишевский получил весть о прибавлении в семействе во время стокгольмского первенства мира.