– «Должно же быть какое-то этому объяснение», – вариант с галлюцинациями вызванных солнечным ударом меня больше не устраивал. И возвращаться на лестницу я то же не решился, опасаясь других фокусов восприятия. Я сел на землю и глубоко задумался, вспоминая различные теории и учения, которые можно применить в данном случае. Читал я много, и интересовался всем подряд, и наверняка где-то на этот счет что-то и помелькало: – «Что мы видим? – Мир! А какой мир?»
– Вот именно какой мир? – повторил вслух я свой порос.
Между нами и миром находится описание, и первые его фрагменты нам дают наши родители. В школе описание закрепляется, во взрослой жизни оно уже незыблемо: – «А как это сказать по другому?»
Все что мы видим, слышим, чувствуем и осязаем, есть внешние раздражители. Даже знания и внутренние убеждения, тоже являются раздражителями, потому что оказывают на нас свое влияние. По сути все то, что оказывает на нас влияние, заставляя нас обращать на себя внимание все это раздражители. Под воздействием внешних и внутренних раздражителей на коре головного мозга образуются устойчивые очаги возбуждения, формирую этим в нас привычную картину мира и диктуя нам образ поведения.
– И что? – спросил себя я вслух. – Что сейчас то делать?
Однако ответов на эти вопросы у меня не было. Но то, что это не галлюцинация, я уже не сомневался. Возможно, солнечный удар вызвал воспалительные процессы, которые заблокировали, какой ни будь участок головного мозга, и я просто вижу вариант другого описания?
3. Пик событий
Сидение так на жаре ничего хорошего дать не могло – очень хотелось пить. – «Надо встать и идти», – сказал я себе. Однако вставать и идти никуда не хотелось. Хотелось лечь, закрыть глаза и остаться, так здесь лежать и ни о чем не думать. Зажмурившись, я резко встряхнул головой и открыл глаза – в голове немного прояснилось. Я медленно встал и также медленно направился к дому. Во рту было сухо, а прикосновение к телу высохшей от пота одежды вызывали неприятные ощущения наждачной бумаги водимой по коже. Обезвоживание, вызванное начавшейся жарой, и моими забегами по лестницам снизило у меня болевой порог и порог собственной безопасности. Боли в ободранных предплечьях я уже практически не чувствовал как и особого страха – где-то в голове еще тренькали тревожные колокольчики но мне очень хотелось пить. Поэтому, не обращая внимания на небольшое беспокойство и морщась от дискомфорта при ходьбе, я направился к дому. Издали строение выглядело обжитым, и я надеялся, что смогу там найти воду. Подходил к дому я с его теневой стороны, и при приближении его размеры стала заметно меняться. Два стандартных этажа в моем представлении оказались в полтора-два раза выше обычных, – «Кто с такими высокими потолками в деревянном доме будет жить?» – пришла мне в голову критическая мысль. – «Это же метров пять. На отопление его помещений никаких дров не хватит»… – я вошел в тень дома и не увидел не одной печной трубы. – «Здесь что постоянное лето?»… – затем посмотрел на огромные окна. – «А если сильный ветер?» Я остановился и задрал голову, пытаясь рассмотреть что-либо в окнах – окна первого этажа начинались где-то с высоты трех метров. Длина же самого дома была не менее необычной, если не сказать невероятной – метров сто пятьдесят или даже немного больше. Более того, у дома не было фундамента: – «Да как же его построили?» – дом всецело захватил мое внимание и вызывал своей архитектурой удивление и недоуменные: рассчитать строение такого размера без фундамента, учитывая все особенности ландшафта… Какая бы не была ровная равнина, идеальных прямых участков земли не бывает и деревянный дом такой длины не переменно бы перекосился, а тут он стоит ровным прямоугольником и никаких перекосов…