А тетрадка была вся разрисована красными фигурками детей и синими корабликами, красными лягушками и слониками, машинками, цветочками и какими-то никому не понятными каракулями.
Тетя Сабо сердито закричала на Миклошку:
— Что ты наделал?
Малыш заплакал еще сильнее, Жоли тоже плакал, и мама стала утешать его:
— Дорогой мой мальчик… ведь ты знаешь адрес своего друга. Кроме того, ты получишь еще очень-очень много писем. Не сердись! Не будешь?
Жолику очень хотелось сказать что-нибудь сердитое. Вздуть бы Миклошку как следует! Но, посмотрев на Кати и на Ютку, он тут же вспомнил: они-то его и пальцем не тронули, когда он положил на их книги кирпичи, да еще оставил под дождем.
Потом Жолик взглянул на Миклошку. Тот плакал навзрыд, плакал так горько, что казалось, никогда не остановится.
— Я хотел только порисовать, — всхлипывал он, — только порисовать…
— Иди сюда, — проговорил Жоли и протянул ему руку. — Пойдем купим другую тетрадку и новый лист почтовой бумаги, у меня в копилке есть четыре форинта.
— Ну, все в порядке, — сказала мама. — У меня готовы и паприка и блинчики. Теперь надо не плакать, а быстро накрывать на стол и обедать.
— А я нарисую блинчик, — проговорил Миклошка, у которого слезы уже успели просохнуть.
«Мне много раз будут приходить письма от моего друга, — утешал себя Жоли. — Я ему напишу, что случилось с его письмом. Если его сестренка случайно порвет мое письмо, он тоже не должен сердиться на нее за это. Ведь мы большие, ходим во второй класс, умеем письма писать. А с малышей какой спрос?»
Что потом произошло в Будапеште
Если вы любопытны, то через три дня могли бы подслушать такой разговор по телефону, хотя подслушивать вообще-то неприлично.
— Говорит Жолт Ковач.
— У телефона Жолт Ковач.
— Я получил твое письмо.
— А я твое!
— Как я рад ему!
— Я тоже.
— Приходи к нам в воскресенье!
— А ты к нам!
— С удовольствием!
— И я!
— Будем друзьями?
— Конечно!
Когда оба Жолта Ковача положили телефонные трубки, лица у них сияли от радости.
