Я пожал плечами и начал прогуливаться вдоль ограды, разглядывая ранний московский модерн. Да… Кучеряво жили русские купцы-миллионщики. Портики с колоннами, мрамор… Повернув за угол, я увидел небольшое «техническое» крыльцо. На нем стояла и курила пожилая женщина с одутловатым желтоватым лицом и пышными волосами. Одета она была в длинное вечернее платье «в пол».
– Необычная одежда, – по-английски произнесла женщина, разглядывая мою черную водолазку под «пиджак». – В Америке так творческая богема одевается.
– А я и есть богема, – на том же языке, слегка запинаясь, ответил я.
– О! Вы говорите по-английски!
– Немного.
– Я Элизабет Флинн. А вы кто?
Вот это встреча! Судьба и Логос прокладывают мне дорогу. Ну же! СЛОВО, что мне делать? Песня в ушах усиливается, приходит внезапное ре шение.
– Я внук известного целителя Распутина.
Женщина морщит лоб, вспоминает.
– Того Распутина, который состоял при царе Николае? Серьезно?
– Да. Иван Распутин. К вашим услугам.
– Вот это номер. – Элизабет качает головой. – А что ты тут делаешь? На прием пришел?
– Да. После того как дипломаты выпьют, их жены любят устраивать гадания.
– Нет, серьезно? Коммунисты? Они же все атеисты.
– Это они на публике атеисты. А так все верят. Кто в Бога, кто в высшие силы, кто в перерождение в следующей жизни.
– И как же ты гадаешь? – Флинн скептически посмотрела на меня.
Интересно, а где ее охрана? Или она выскользнула сюда тайком?
– Могу по руке.
– Бред какой-то… Выйти покурить и наткнуться на предсказателя. Это КГБ так шутит надо мной?
Нет, родная. До сверхуспешного проекта «Баба Ванга», который устроят болгарские спецслужбы всему миру, еще несколько десятилетий.
– Ладно, я пойду. – Театрально пожимаю плечами, разворачиваюсь.
– Стой! Вот моя рука. Погадай мне.
Расчет на женское любопытство сработал.
Ладонь Элизабет испещрена морщинами. Я бросаю один взгляд, тут же с негромким криком отталкиваю руку.
– Что, что ты увидел, Айван? – Флинн обеспокоенно на меня смотрит.
– Ты… ты скоро умрешь.
– Что за дешевка? – хмурится женщина.
– У тебя серьезные проблемы с желудком и… тромбы в крови. Понимаешь? Тромбы! Они закупорят артерию, и гуд бай.
– Меня и правда тошнит… Нет, не верю! Это какие-то игры КГБ. Я в них не участвую.
Флинн выкидывает сигарету, открывает дверь.
– Элизабет! – Я тихонько окликаю женщину. – Когда тебе станет плохо и ты начнешь умирать… Ты вспомнишь обо мне.
Глава коммунистической партии США напряженно останавливается в дверях.
– И когда ты вспомнишь про это гадание. Скажи кому-нибудь из врачей…
– Ах, меня, значит, будут лечить, – ерничает Флинн.
– Чтобы позвали кого-нибудь из руководителей КГБ.
– Вот оно! Наконец мы добрались до финала этого спектакля!
– А им ты сообщишь, что оба Чайлдса – Моррис и Джек – предатели. Уже больше десяти лет работают на ФБР. Большая часть из тех миллионов, что вам передают в Союзе, достается американским властям. На часть последнего транша… сколько там было? Триста двадцать тысяч? В Белом доме закупили партию шампанского Dom Perignon. И устриц.
Флинн резко оборачивается, в ужасе смотрит на меня. Про устрицы и шампанское я, разумеется, придумал. Зато сумма в моей памяти благодаря Слову отпечаталась точно. И явно подкосила суверенность главы Компартии.
– Извини, Элизабет. – Я пожимаю плечами. – Ты же и сама знала, что с Джеком что-то не так и он прикарманивает деньги. Но закрывала на это глаза. Но на самом деле все гораздо хуже. Моррис тоже тебя предал. Как и дело всей твоей жизни.
– Нет, нет! Я не верю! – Женщина мотает головой, ее прическа треплется на ветру.
Я разворачиваюсь и, не прощаясь, ухожу за угол дома. Как бы теперь объяснить Федину, что я не иду на прием? Живот заболел?
Впрочем, объясняться не пришлось – у входа меня уже поджидает расстроенный Федин.
– Где ты ходишь?
– Дышал воздухом. – Я внимательно смотрю на писателя. – Что случилось?
– Извини, не удалось тебя в списки внести. Громыко как услышал твою фамилию… Прямо в лице переменился. И когда ты ему успел дорогу перейти?
Ага, вот еще один могильщик СССР в моей жизни появился. Кто у нас предложил дать иуде Горбачеву должность главы партии и государства?
– Переживу как-нибудь, – пожимаю плечами я. – Константин Александрович, можно вас за одного поэта попросить?
– Ну давай.
Мы с Фединым встаем за одной из представительских машин с дипломатическими номерами.
– Иосифа Бродского скоро должны отпустить из ссылки.