Пап, не пугай моих бабочек, — слышу я насмешливый голос Алекса и наконец открываю глаза. Адриан Зельцер смотрит прямо на меня — смотрит и молчит. Ждет, что я извинюсь? Наверное. Я набираю в легкие побольше воздуха и стремительно выдаю:
Извините, что ворвалась в вашу комнату — я, честное слово, сделала это не нарочно. Просто ошиблась дверью, когда шла в комнату Алекса…
Пап, меня в той комнате не было, — быстро вклинивается парень, и я готова вцепиться ему в волосы — он мне совсем не помогает, только делает хуже.
Его же отец продолжает молчать и сверлить меня своим обычным хмурым взглядом. Чего он еще от меня хочет?
Обещаю, такого больше не повторится, герр Зельцер! Никогда.
В этот момент что-то едва заметно меняется в выражении его серо-зеленых глаз, теплеет, что ли, не уверена точно…
Я, так понимаю, твою гостью снова нужно отвезти домой, — обращается он к сыну, хотя смотрит все-таки на меня. — Уже слишком поздно, чтобы бродить по городу одной…
Нет, я прекрасно доберусь сама! — восклицаю я стремительно, но тот тут же ставит меня на место одним едва заметным движением своей вздернутой брови. Вот у кого Алекс перенял эту свою мимическую особенность!
Дайте мне пять минут на сборы, — говорит он как бы в пространство комнаты, ни к кому особенно не обращаясь. — Будьте готовы к этому времени.
Он выходит за дверь, а я хватаю со стула свои куртку и шапку, единым махом напяливая на себя и то и другое.
Что ты делаешь? — парень с любопытством следит за моими действиями.
Ухожу, а на что еще по-твоему это похоже? — огрызаюсь я, сама не понимая, что меня так вывело из себя. — Где мой рюкзак?
Алекс указывает на цветочный горшок, под которым тот сиротливо примостился.
А мой подарок? — говорит он невесело. — Ты его так и не принесла…
Заберу в другой раз, извини, — кидаю я на ходу, но в дверях все-таки оглядываюсь: — Прости, что все так вышло, но я не могу сейчас видеть твоего отца… Передай ему, что… что… Впрочем ничего не говори. Прощай!
Я незамеченной выскальзываю из дома и бегу прочь так быстро, словно за мной гонится целая стая измученных долгим воздержанием волков, готовых разорвать меня в любую минуту на самые мелкие из всех возможных кусочков.
6 глава
"Зиме вопреки Вырастают из сердца Бабочки крылья". Басе.
Идти до остановки в темноте да еще и в снегопад оказывается не так приятно, как могло бы показаться: я несколько раз едва не растягиваю себе связки, пытаясь удержать равновесие на особенно скользких участках дороги. Эх, будь они трижды неладны, эти мои чрезмерные стыдливость и уязвленная гордость! Сажусь на ледяную скамейку и с отчаянием осознаю, насколько сейчас уже поздно — ночной автобус ходит раз в полтора часа… Ну я и попала.
Так я и сижу, скуксившаяся и нахохлившаяся, словно замерзающий на ветке бедолага-воробей, уже было почти готовая дойти до самой последней стадии жалости к себе, когда вдруг темноту со стороны Алексова дома прорезают два желтых пятна автомобильных фар, и я узнаю «лексус» Адриана Зельцера, который тормозит рядом с остановкой, и его хозяин, опустив боковое стекло, окликает меня самым что ни на есть будничным голосом:
Шарлотта, садитесь в машину. Сами знаете, автобус еще не скоро будет!
Я старательно делаю вид, что не слышу его. Сосульки в ушах понамерзли — а что, еще и не такое может случится, если сидеть при минус пятнадцати на продуваемой всеми ветрами автобусной остановке!
Шарлотта, не испытывайте моего терпения, — повышает голос мужчина в теплом салоне автомобиля. — Немедленно садитесь в машину.
У меня сосульки в ушах, снова уговариваю я самое себя! И потому никуда я с тобой не поеду… наверное. Холодно все-таки жутко…
Слышу как хлопает автомобильная дверь, а потом в поле моего зрения попадают две ноги в теплых ботинках и останавливаются прямо передо мной — я-то все это время упорно смотрю вниз и вроде как ничего не замечаю.
Что за упрямая девчонка! — произносит голос надо мной, а потом две руки — мамочки! — обхватывают меня за талию и ставят на ноги, подталкивая к автомобилю. — Быстро в машину, пока я тебя не отшлепал.
Это звучит как-то уж слишком двусмысленно, и я вскидываю на мужчину в пальто опасливый взгляд — не вижу в его лице и намека на пошлый подтекст, только насупленные брови и губы, сжатые в тонкую линию. Подхожу к серому «лексусу» и ныряю в его теплое нутро, обволакивающее меня запахом своего хозяина, словно коконом. Хорошо-то как! Благодать. Незаметно растираю окоченевшие пальцы на руках…