Где ваши перчатки? — интересуется мужчина, садящийся за руль.
Дома забыла, — бубню я насупленно — я, между прочим, вообще не собиралась вести с ним досужие беседы.
Хорошо, что голову дома не забыли…
Вы прямо как моя преподавательница музыки, — бубню я в том же духе. — Только симпатичнее, — последнее я добавляю еле слышно — не хватало еще, чтобы Адриан Зельцер это услышал.
Какое-то время мы едем молча, и к моим пальцам на ногах наконец возвращается блаженное тепло. Я откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза… а за веками все та же проекция: мужчина в одном полотенце и с шикарными мускулами.
Вот ведь напасть! — шепчу я в сердцах и вдруг ловлю на себе внимательный серо-зеленый взгляд. — Что? — интересуюсь я с вызовом. — Я пережила сегодня тяжелый психологический стресс — мне простительно разговаривать с самой собой.
Губы моего шофера изгибает едва заметная полуулыбка.
Хотите недвусмысленно намекнуть, что это я был тому причиной? — любопытствует он при этом.
Мне бы промолчать или отделаться ничего не значащей фразой, а я возьми и брякни:
Я видела вас голым! Это не так-то просто забыть. — Тут же понимаю, что сморозила очередную глупость — рядом с этим человеком я вечно веду себя, как идиотка — и в отчаянии утыкаюсь лицом в ладони.
Это комплемент или оскорбление? — слышу я голос своего спутника. Да он никак веселится, быть такого не может!
Сами знаете, что комплемент, — отвечаю я не без улыбки, косясь на него смущенным взглядом. — Ходите в спортзал? — он кивает головой. — А я вот жутко ленивая в этом плане. И вообще следите за дорогой! — одергиваю я его, так как чувствую себя неловко под его насмешливым взглядом.
Он улыбается — улыбается! — и отводит взгляд на дорогу.
Теперь я знаю, от кого Алекс унаследовал эту свою чрезмерную насмешливость, — произношу я как бы между прочим.
Что делать, — отзывается мой собеседник, — гены — коварная штука, Шарлотта! — он продолжает посмеиваться надо мной. — А от кого из родителей вы унаследовали свое ослиное упрямство? Очень любопытно было бы узнать.
Я пару секунд размышляю над тем, стоит ли мне обидеться на словосочетание «ослиное упрямство», а потом все же грустно вздыхаю — обижаться как-то не хочется:
Этого я и сама толком не знаю: мои родители умерли еще до того, как я смогла это выяснить…
Кажется, они погибли в горах? — произносит Адриан Зельцер сочувствующим тоном. — Алекс что-то рассказывал об этом…
Я смотрю на четкий профиль мужчины за рулем и удивленно восклицаю:
Вы расспрашивали его обо мне?! Зачем?
Тот бросает на меня быстрый взгляд и произносит:
Должен же я знать, кто носит красные рождественские носки моего сына!
О, нет, только не вы тоже! — стону я в мнимом отчаянии. — Двух насмешливых представителей семейства Зельцер мне точно не вынести. Мне больше нравилось, кода вы были серьезным и насупленным… и я называла вас Суровое лицо.
Ты называла меня Суровое лицо?! — вскидывается он с непередаваемой улыбкой на своем слегка небритом лице и тут же добавляет: — Я ведь могу говорит тебе «ты»? Ты ведь не будешь против?
Я утвердительно киваю головой: нет, пожалуйста, мне все равно… Хотя, нет, не все равно: так мне даже больше нравится. Как будто бы мы почти друзья… И тут же добавляю:
Мы сегодня ходили с Алексом в кино… — И почти с замиранием сердца жду его реакции на свое признание.
Я знаю.
Что?
Я знаю, — повторяет тот невозмутимо. — Я сам посоветовал ему тебя пригласить.
Вы?! — от удивления у меня даже в горле першит. — А он-то заставил меня думать, что вы ничего об этом не знаете, и я боялась получить от вас нагоняй за разбитую машину.
Адриан Зельцер вздергивает свою черную бровь:
А ты разбила нашу машину? — любопытствует он и делает это уж как-то слишком спокойно для человека, которому сообщили о таком немаловажном событии.
А если да? — отвечаю вопросом на вопрос.
Тогда заставлю тебя отрабатывать стоимость ремонта…
У меня вытягивается лицо, и мой спутник неожиданно ложит руку на мое плечо.
Шарлотта, это была шутка. Расслабься! — Даже через пальто я ощущаю обжигающее тепло его широкой ладони… Хочется закрыть глаза и увидеть все ту же соблазнительную проекцию, проигрывающуюся в моей голове последние часа полтора — это желание пугает меня, и я дергаю плечом, отгоняя внезапное наваждение.
Ваша машина в полном порядке, — произношу я слегка осипшим голосом. С чего бы это вдруг? — Чего нельзя сказать обо мне. За эту поездку в кинотеатр я заработала десятка два седых волос…