4
Никогда не забуду сна, который я увидела однажды ночью, спустя, наверно, неделю после приезда. Всё было так: я гуляла по набережной, как вдруг позади себя слышу, что меня зовут: «Мама, мама!». И голос показался мне не просто знакомым, а родным. Я обернулась и обомлела: ко мне со всех ног бежала Аня. Я помню, она бежала мне навстречу, протягивая руки и улыбаясь той счастливой улыбкой, которой она всегда меня встречала с работы. Как сейчас помню, на Ане тогда были голубое платье с коротким рукавом и белые балетки. Как её занесло в этот курортный город – бог её знает. Но я помню, что едва Аня добежала до меня, как я тут же стала обнимать её и целовать ей лицо и губы, как сумасшедшая. Помню, как я плакала в этот момент от невыразимого счастья, что я вижу мою девочку, обнимаю её и целую… и мне тогда было совершенно наплевать, что о нас подумают люди. Придя слегка в себя, я спросила дочь, как она попала в город, где я отдыхала. И вот какой был её ответ: «Меня сюда бог послал, чтобы я с тобой повидалась и утешила тебя. Мамочка, голубушка, не грусти обо мне, пожалуйста! Я всегда буду с тобой в твоём сердце и в твоей памяти, я буду любить тебя так же, как любила при жизни… Только не плачь больше, прошу тебя, милая! Ведь ты так и мне делаешь больно. Обещаешь, что больше не будешь плакать? – Я ответила согласием. – Ну, всё, мне пора. До свидания!». И, махая мне рукой, Аня постепенно исчезала в толпе. Я пыталась её догнать, чтобы хоть ненадолго продлить минуты нашей встречи… Но Аня всё дальше и дальше удалялась от меня и вскоре вовсе пропала из виду. Я же, ещё пытаясь догнать её, упала, потеряв все мои силы, и, словно в бреду пополам с отчаяньем и болью, я кричала в толпу: «Аня, Аня, Аня…»
Я проснулась от того, что меня ударяют по щекам. Открыв глаза, я увидела на моей постели Машу.
– Тёть Тань, что с вами? – спросила она, выставив на меня испуганные глаза.
– Всё нормально, Маша! – ответила я. – Простите, что испугала вас: просто сон плохой приснился. Идите, отдыхайте!
Маша вернулась в свою кровать. Не знаю, уснула ли она, но я после этого не спала почти до рассвета. Помню, я тогда почему-то подумала: «хорошо, что я уговорила эту девочку поселиться вместе – иначе я бы умерла в такой ситуации от разрыва сердца». Тихонько поднявшись с постели и найдя свой халат, я влезла в него и вышла на балкон. Там было чуть свежее. Сказать по совести, я тогда впервые за последнее время слегка пожалела, что бросила курить. Очень хотелось отравиться сигареткой после всего увиденного во сне. Так вот, я стояла на балконе, опершись на перила, и, глядя в небо, говорила туда следующие слова: «Анечка, девочка моя, я обещаю тебе больше не плакать. Только ты хотя бы иногда приходи, пожалуйста, не забывай мамочку! Я тоже тебя люблю». Я говорила, что не буду плакать, но слёзы предательски всё же лились, и тут я была бессильна что-то сделать. Утерев глаза, я вернулась в кровать.
Утром мы с Машей купаться не пошли: погода немного раскапризничалась: дождик небольшой поливал время от времени (что после жары было неплохо!). Да и Маша жаловалась на головную боль. Слава богу, у меня была с собой маленькая аптечка со всеми нужными лекарствами, включая средства от запора и поноса. Дав Маше обезболивающее, я села вязать; Маша, полудремля, лежала на постели.
– Тётя Таня! – позвала она меня неожиданно. Я подняла глаза. – А что за Аню вы ночью звали?
Пришлось в двух словах рассказать и про дочь, и про её гибель, и про виденный мной минувшей ночью сон.
– Простите меня, пожалуйста! – сказала Маша.
– Ничего страшного! – отвечаю я.
– Знаете что, – сказала Маша, немного помолчав. – А давайте, если погода даст, зайдём в церковь и поставим свечку за упокой души!