— Двадцать… — произнес рыцарь, и я остановилась.
Впервые с того момента, как Ридрих подарил мне плеть, я была бы рада отбросить ее подальше, как ядовитую змею. Хотелось просто закрыть глаза ладошками и убежать, поджав хвост, как трусливый заяц. Но вместо этого, я собрала остатки своих сил, сжала оружие, посмотрела на «дело рук своих» и холодно велела ожидающим позади воинам:
— Отведите его в лазарет. Наказание закончено.
И пока мужчины подхватывали ослабевшего рыцаря, я с деланным безразличием скрутила плеть, стиснула ее настолько сильно, что пальцам стало больно, а потом обвела взглядом двор.
— Чего столпились? У вас дел нет?! — прикрикнула я на слуг.
Все тут же засуетились и бросились к дверям, словно боясь попасть под горячую руку. А я невидящим взором смотрела вперед, чувствуя как шум от людей начинает давить на уши, а ощущение тошноты становится почти непреодолимым.
Еще немного. Еще чуть-чуть.
И вот когда двор, наконец, опустел, я медленно выдохнула, разжала пальцы, роняя плеть, а затем ноги подкосились, и я осела на землю. Перед глазами вспыхнула спина рыцаря, и мой живот скрутил спазм.
О, Боги…
Я зажмурилась и прижала дрожащую ладонь ко рту.
А ведь Ридрих все еще был здесь… Но, кажется, впервые мне было наплевать, что он обо мне подумает, посмотрит ли с презрением или назовет слабой и ничтожной.
Что-то произошло. Внутри что-то с треском сломалось. Эта порка была словно последним ударом тарана по пошедшей трещинами крепостной стене моего спокойствия. И стоило ей рухнуть, как все тщательно скрываемые эмоции тут же накрыли меня с головой: страх и неуверенность в происходящем, чувство вины и сожаления и еще целый коктейль безумных разрушающих меня чувств.
В это мгновение я почувствовала себя полностью подавленной и разгромленной. Низко опустив голову я ощутила, как в горле вырос царапающийся ком размером с целую планету, а грудь сдавило болью.
Я до боли зажмурила глаза и сглотнула рвущийся наружу всхлип. Нельзя. Нельзя плакать. Но эмоциям было абсолютно все равно на какие-то там запреты. Для них не существовало слов: «нельзя» или «не вовремя». Они накатывали смертоносным цунами, когда выбора уже не оставалось.
С губ сорвался всхлип.
— Поднимайся, — услышала я холодный приказ Ридриха.
Горло сдавили эмоции, и я лишь опустила голову ниже, ощущая, как первые слезы начинают течь по щекам. И они словно прорвали плотину, потому что остановиться я уже больше не смогла. Я захлебывалась во всхлипах, сотрясаясь всем телом и впиваясь пальцами в свои ладони.
— Азалия… — произнес мужчина своим извечным тоном, который предостерегал меня от глупостей.
Глупость… Что ж… Разрыдаться во дворе после того, как выпорола рыцаря, да еще и на глазах у мужчины, который ненавидел слабость и слезы, пожалуй, и правда было верхом глупости. Вот, только ничего поделать я с собой не могла.
— Просто уйди, — выдавила я, кое-как протолкнув слова через стиснутое комом горло.
Вот, теперь он точно оставит меня. Я сжалась, ожидая услышать звук удаляющихся шагов, однако… Вдруг почувствовала, как меня, словно ребенка подхватывают подмышки и насильно ставят на ноги.
Посмотрев через пелену слез на Ридриха, я увидела его недовольно сведенные брови и полыхающий в глазах гнев.
— Мне не нравится, когда ты плачешь, — сказал он.
Я сглотнула и опустила голову.
— Прос-сти…
Прости, хороший мой, я пыталась быть сильной, правда пыталась.
Но мужчина подцепил пальцами мой подбородок и вновь заставил посмотреть на себя. Я ожидала, что он скажет еще что-то вроде: «Прекрати это сейчас же» или «Слабое ничтожество», но вместо этого Ридрих протяжно и тяжело выдохнул, а затем вдруг прижал меня к груди, закутывая меня в свои объятья.
В легкие тут же заполз аромат шафрана, и память резанула ножом по сердцу, вспоминая все те драгоценные моменты, которые были между нами. То, как он обнимал меня всю ночь, когда я терзалась от пронизывающего меня холода, или то как, он осторожно относил меня на кровать, когда я засыпала в его кабинете. Боги… Я скучала.
Я так скучала, Ридрих.
Меня сотряс еще один приступ рыданий, и я вцепилась в мундир и уткнулась лбом ему в грудь, вслушиваясь в учащенный стук его сердца, и ощущая, как моя стена по кирпичикам восстанавливалась снова.
— Успокаивайся быстрее, — произнес он, и его ладонь скользнула мне на затылок и зарылась в волосы.
Я зажмурилась. Почему? Почему даже лишившись светлых чувств, он все равно был таким безумно потрясающим? Что мне с этим было делать? Мои ладони забрались ему под мундир и скользнули по спине, ощущая поджарые мышцы через тонкую ткань рубашки.