– Еще того не легче, – сквозь зубы прошипела Селия.
– Вот видишь, – тихо сказал ей Оливер. – Он все воспринимает с этой точки зрения. Те люди, что смогли поломать его жизнь, по его мнению, были способны сотворить что-то и на Заклятых землях. Его не переубедишь.
– А если это правда? – мрачно осведомилась Селия. – Время-то совпадает. Заклятие было снято, как ты сам говорил, лет тридцать назад. Причем никто не может объяснить, в чем это заключалось.
– Зло было убито, – произнес Хьюг. – В одном месте убито, в другом родилось. Я не виновен!
– Угу. Мы все ни в чем не виновны, потому что Ева очень любила кушать яблоки. И, в отличие от Адама, который наверняка все сожрал бы один, не жадничала.
– Ты признаешь. – Это были первые слова, которые Хьюг обратил непосредственно к Селии. Потом встал и вышел.
Оливер вскочил и выглянул посмотреть, куда тот направился. Убедился, что к себе в спальню, и вернулся назад.
– Какое гостеприимство… и благодарность. – Селия собирала со стола.
– Да ладно. – Оливер махнул рукой. – Он болен.
– И до каких пор ты намерен с ним нянчиться? По-моему, телесно он вполне оправился. А умственно ты его вылечить не в состоянии. И никто не в состоянии.
– Я понимаю. И это он тебе предстал еще не в худшем виде. Но знаешь, мне его жаль.
– Мне тоже. Если бы он страдал за дело, он бы, наверное, не так мучился. Но пострадать за преступление, которое не сумел совершить, – вот что, наверное, особенно грызло его все эти годы…
– Мне как-то не приходило в голову взглянуть на это дело с такой точки зрения.
– Может, и ему тоже. Не у всех же такое извращенное сознание, как у меня. – Она снова знакомо нахмурилась, потом стала складывать посуду в бадью. – Но все же пора тебе перестать торчать при нем неотлучно. А то что он будет делать, когда мы уедем?
– Мы уедем… – В последнее время вопрос об отъезде ни разу не поднимался, и Оливер был совершенно уверен, что Селия смирилась необходимостью провести зиму здесь. – Конечно, – быстро сказал он, понимая, что в случае промедления последует: «Или я уеду».
– Ты там будешь ночевать? Или я тебе комнату приготовлю?
На сей раз с ответом он помедлил:
– Приготовь.
Ночью он почти не спал. Как-то разом обрушились все мучения, которые он, казалось, сумел преодолеть за то время, что они с Селией были наедине в дороге. Вот пока они ночевали рядом на земле, это его не смущало (ну, почти), а теперь, когда между ними было две стены и десяток шагов, – мысль неотвязная, как зубная боль…
И что самое глупое – он, как тогда в долине, вовсе не был уверен, что она отвергнет его притязания. В самом деле, во многих отношениях она вела себя с ним более чем откровенно, и ее сегодняшнее приглашение переехать вниз могло означать (и не впервые) явное предложение… Но и в том, что это именно так, он тоже не был уверен.
Боже, и такое ничтожество, такого слюнтяя она еще называла опасным человеком!
И тут ужасная мысль пришла ему в голову. Что, если она принимает его за мужчину, который, мягко говоря, не любит женщин? Что она привлекла его тем, что похожа на юношу, и он шарахается от нее, как только она напоминает ему о своей женской природе? Проклятие, и ведь он сам дал ей к этому повод! Он вспомнил, как убежал от нее в долине, как отскочил после ночлега в Кулхайме, как по-дурацки вел себя здесь… Но причина-то была совсем другая! Полностью противоположная… Единственным верным способом доказать ей, что она ошибается, было прямо сейчас встать, пойти к ней и… это… доказать…
А если ей ничего подобного и в голову не приходило? Нет, право, напрасно она говорила про свое извращенное сознание. Если у кого-то из них и впрямь извращенный образ мыслей, так это у него.
Но даже если он и пойдет к ней, и она его не оттолкнет… в этом будет что-то неправильное… из-за того, что это произойдет здесь… в замке, хозяин которого когда-то едва не убил человека, за коего теперь принимает Оливера, из-за женщины, за которую принимает Селию. Может, Хьюг Кархиддин именно этого от них и ждет? Может, как раз под этим он подразумевает «снятие Заклятия»? И не случайно ли Селия сегодня упомянула об отъезде?
А может, хватит находить всяческие объяснения собственной нерешительности?
И снова они сидели на кухне – втроем. Уже не в первый раз. Мужчины за столом, Селия в углу что-то шила. Хьюг пристально следил за движениями ее рук, как и в первый день, когда он спустился на кухню, будто ее руки были какими-то заморскими животными, к виду которых он не мог привыкнуть. Так за ним повелось: с Селией он по-прежнему не разговаривал, но к присутствию ее относился настороженно.
– Я вот думаю, – сказала Селия, откладывая шитье, – может, нам с тобой на большую охоту пойти? Запастись мясом как следует? Я заметила – здесь олени есть.
– Попробовать можно… Хотя подстрелить оленя мы подстрелим – дурацкое дело оно нехитрое, – а вот разделывать? Здесь у меня умения не хватит… тут нужен мясник… пусть бы и поэтически настроенный..
– Управимся, чего там. Надо бы перед отъездом…
Хьюг поднял голову, явно прислушиваясь к разговору. Селия заметила и осеклась. Бедный старик, подумал Оливер, бедный старый негодяй боится снова остаться один… а ведь они могли бы поселиться здесь навсегда… Судя по всему, наследников, во всяком случае прямых, у Хьюга нет, иначе бы давно сунулись проверить… соседи о нем забыли… и они вполне могли бы получить земли в полное владение. Конец «песни поношения» – следует песнь заздравная. Господин и госпожа замка Кархиддин – ура! Но почему-то мысль о том, что столь блестящие возможности могут быть упущены, ничуть Оливера не угнетала.
– Уходите в лес? – спросил Хьюг. И, не дожидаясь ответа: – Вы и раньше все шатались по лесу… там, дальше… и я сюда вас зазвал, ближе нигде священника не было. Тебе священник был нужен, венчаться. Я ведь знал – она почему тебя выбрала… Я же не мог жениться на ней, она неизвестно какого происхождения… и потом, Открывательница, колдунья, меч за спиной… дорогу могла как клубок ниток смотать… ни с кем, кроме тебя, не говорила… как я мог выносить? Но я тебя знал, ты всегда был праведник, думал, тебе и помыслить не можно, чтобы с женщиной да без венца… потому и жениться хочешь, что тебе по-другому нельзя… А уговорил я вас к себе и присмотрелся, нет, вижу – какой ты правильный ни есть, а все же до пределов… обходились вы и без священника… Я же говорю – разве я вынести мог? Но она осталась с тобой, потому что ты собирался жениться. А если бы тебя не было, она была бы со мной. Они все смеялись потом, пальцами тыкали… яду подсыпал – зачем? Ножом бы в бок – и все… Но я не мог… мы воевали вместе на Юге… ты мне все равно что брат… а братскую кровь проливать нельзя. Великий грех… душу можно погубить.
– И ты решил покончить с братом и без пролития крови! – странно звонким голосом произнесла Селия. – Знаешь, Оливер, у меня такое чувство, что я напрасно наводила здесь порядок. Пусть бы все и дальше гнило к чертовой матери.
– Но я вам ничего не сделал… – Хьюг поднялся и протянул к Оливеру руки. – Я не виноват, это она… и ты тоже, вы оба имели дело с колдовством… вы пришли оттуда… тебя, наверное, и яд бы не взял, а ее точно не взял, она говорила, что яд в ее имени, или в прозвище, не помню уже, что она была такое, цветок, или яд, или оба вместе… а меня вы погубили… верните, верните все!
– Утихни, старче, – сказала Селия. – И ступай, мы нынче не подаем.
– Успокойся, – Оливер встал, взял старика за плечи, – и пойми наконец: мы – не они. – И осторожно вывел старика с кухни.
Тот упирался и бормотал: «Каждый раз всегда по двое… там, в горах…»
Когда он вернулся, Селия примеряла плащ из некогда голубого, а теперь серого гобелена.
– Мерзкая история, – сказала она, сворачивая ткань. – То есть мы, конечно, и так ее знали, но я и не подозревала, что эта сволочь блещет еще и лицемерием.
– Н-да. У нас, помнится, в схоларах была песенка: