С расспросами им упорно не везло. Большинство людей, обретавшихся нынче в порту, были не моряками, а такими же, как они сами, любопытствующими, а те, кто вроде бы что-то знал, были не расположены к откровенности всухую. Селия с Оливером, в свою очередь, не желали излишней настойчивостью привлекать к себе внимание, вследствие чего познавательная экскурсия плодов не принесла.
Размышляя, стоит ли выжидать окончания штормов или двигаться верхом дальше по побережью на юго-восток, они шли обратно в гостиницу. Огорчаться, что они понапрасну потеряли полдня, не годится, думал Оливер. Дурные вести – тоже вести.
Это глубокомысленное умозаключение прервал пронзительный, словно из пищевода идущий вопль:
– Древний карнионский обычай!
Оливер поднял голову, оказалось, они уже на площади Айге. Там, где вчера они видели силачей, на дощатых подмостках, перед балаганом с расписным занавесом, где были намалеваны башни, олени и быки, голосил тощий – в чем душа держится? – зазывала.
– …Забытый повсеместно! Только здесь, вы можете увидеть, как сражались наши предки!
Бравый молодец – одна штанина красная, другая полосатая, кожаная безрукавка на голое тело, маска с блестками, жесткие черные волосы, подозрительно напоминавшие конские, – вскинул два меча, ловя уходящее солнце.
– Каждый, в ком струится кровь истых жителей Древней земли, может сразиться с Эохайдом Могучим! Любой может стать победителем, и любой может поставить на победителя – и выиграть! Мы представим вам редкостное зрелище, и вы можете участвовать в нем! Кто хочет сражаться – тоже ставит! Смелее! Кто не рискует – тот не выигрывает Неужели потомки победителей Темного Воинства перевелись в Фораннане? Или Эохайду придется биться с собственной тенью?
– Ставки принимаешь?
Оливер не сразу узнал этот голос. Он был совершенно уверен, что Селия стоит рядом с ним, и когда увидел ее на помосте, чуть язык не прикусил. Она скинула плащ, небрежно бросив его на доски помоста. Публика зашлась от хохота, сравнивая щуплую невысокую фигуру, возникшую из толпы, – она не была ни маленькой, ни щуплой, но неизбежно должна была показаться такой, – с играющим бицепсами меченосцем, Эохайдом, надо полагать. Однако зазывала невозмутимо произнес:
– Сказано было – любой. Значит, принимаю. Твой заклад?
– Десять крон.
– За три схватки, как обычно?
– Да. Но если он не продержится больше одной – плата удваивается. Идет?
Зазывала то ли обомлел от подобной наглости, то ли прикидывал в уме шансы. Следующие несколько минут он собирал ставки среди зрителей – довольно низкие, а Эохайд, красуясь, принимал героические позы, достойные бойцов древнего Рима (с той только разницей, что они действительно дрались насмерть). Потом зазывала, принявший на себя роль арбитра, лениво бросил: «Ну, начинайте, что ли…» – а потом никто не понял, что произошло.
Никто, даже Оливер не увидел, как Селия выхватила мечи. Увидели все, только как они крутятся в воздухе, ограждая ее, словно стена, словно лучшие из доспехов, в которых нет прорехи, куда могла бы пройти игла! Ее противник первоначально в изумлении потоптался вокруг, а после кинулся в атаку – это было похоже, как если бы человек сунулся под колесо водяной мельницы. Первый меч вылетел из его правой руки едва ли не сразу, второй был выбит после пары почти снисходительно проведенных приемов – нельзя же, чтобы публика вообще ничего не увидела за свои кровные. Приставив клинок к горлу Эохайда, Селия забросила другой клинок в ножны и коротко произнесла:
– Деньги!
Вокруг засвистели, заулюлюкали:
– Подстроено! Все подстроено!
– Нечестный бой!
– Нечестный? – Селия опустила руку с мечом и повернулась к толпе. Орлиные лапы на рукояти точно сплелись в пожатии с ее ладонью. Кто кого обхватил? – Кто хочет, может проверить. Только без денег. До конца.
Битый Эохайд успел подобрать свои мечи. Лицо его под маской дергалось. Мужская гордость явно боролась с профессиональной. Что лучше – признать себя мошенником или взаправду побежденным? Сам черт не разберет. Наконец гордость профессионала победила. Он встал рядом с Селией.
– Присоединяюсь, – просипел он. – Если кто не верит, что все честно, – будем драться двое на двое. Только без дураков.
У помоста пронесся ропот. Зазывала задергался. Желающих подраться пока не находилось, но кто знает? – праздничные забавы не раз оборачивались большим кровопролитием.
– Бой выигран, победа засчитана! – возопил он и сунул в руку Селии кошелек – она демонстративно принялась пересчитывать деньги. – А теперь призываю вас посмотреть представление из жизни девяти величайших героев! Девять храбрейших, девять победоносных, девять несравненных! Сейчас вы увидите первых троих – отважных язычников Гектора, Александра, царя Македонского, и Юлия Цезаря! – Почувствовав, что публика успокоилась и готова к новому зрелищу, он сквозь зубы процедил несчастному Эохайду: – Иди переодевайся, дубина, Самсону скоро выходить… – Затем он обернулся к Селии: – Послушай…
Но ее уже не было. Подхватив плащ и выигрыш, она спрыгнула с помоста и ужом проскользнула через толпу, Оливер – за ней.
Едва они выбрались в ближайший переулок, Оливер рванул с лица маску, забыв, что это может вызвать штраф, и чуть не перешел на крик:
– Ты что, с ума сошла? Или по-прежнему хочешь себя убить?
Селия накидывала плащ,
– Но нам же нужны деньги, – рассудительно сказала она. – И очень нужны. Почему бы не получить их без труда?
– Неужели ты не понимаешь, как опасно было выставляться перед всеми?
– Это карнавал.
– Ну и что? Всегда может найтись кто-то, способный тебя узнать.
– Извини. Но уж слишком они меня разозлили. «Древний карнионский обычай…» Жалкий фигляр! Его легко можно было бы разрубить с одного удара, и, право, стоило бы это сделать.
Оливер отвернулся:
– Если бы я не имел доказательств противоположному… я бы поклялся, что это сказала Алиена. И на помосте была Алиена, а не ты!
– И что же? Ты и раньше знал, что Алиену нельзя отделить от Селии. А если тебе это не нравится – мы не венчаны, ты свободен!
– А ты ищешь способов от меня избавиться? Я тебе уже надоел?
– Ну, тебе от меня избавиться куда как проще! Найди любого фискала…
Сцена приобретала все более безобразный характер. Это была их первая ссора, и, не имея опыта, никто из них не был в состоянии остановиться. Их уже несло по наклонной, хотя каждый сознавал, что говорит и действует неверно. Продолжая переругиваться, они брели по переулку, пока не дошли до ворот. В переулке уже смеркалось, и над каменной аркой, завершавшей его, колыхался зажженный фонарь. А из-под арки выступил человек. Очевидно, он шел за ними, держась в тени, вдоль стены, потом обогнал и дожидался впереди.
Оливер замер. Он только что сказал: «Всегда может найтись кто-то», но не ожидал, что его пророчество осуществится так скоро. И, как прежде у городских ворот, он первым шагнул навстречу.
Человек стоял, расставив ноги и уперев руки в бока, несомненно не собираясь освобождать проход. Он был высок, широкоплеч, его лицо прикрывала желтая птичья маска, и птичьи же перья, только зеленые, украшали по кайме его плащ.
– Чем обязан? – спросил Оливер. («Наглость – главное счастье жизни»).
– Я следовал за вами… – Выговор у него был северный.
– Это я заметил. («Наглость – главное счастье…»).
– …чтобы поговорить.
– Я готов.
– Но не с вами. – И он посмотрел сквозь прорези маски на Селию.
Оливер положил руку на рукоять меча, однако Селия одним шагом оказалась перед ним.