А на следующий день Сторверк с Датаном рискнули выбраться в город. Вернулись они еще более мрачные и злые, чем уходили, рассказали, что многие дома выгорели дотла, не пересчитать народу повесили без суда и следствия, и куда больше сидит в темнице, причем выяснить, кто мятежник, а кто нет, довольно трудно, поскольку жгли и грабили с самого начала, говорят, не только беженцы, но и коренные горожане, но городские власти обещают, что теперь-то проведут следствие по правилам, со всеми разберутся, и судьба их будет такова, что им останется лишь позавидовать тем, повешенным без суда. Датан, правда, сомневался, что всех казнят. Ну, кого-то там колесуют, клещами разорвут – ладно, Но большую часть, как всегда, загонят на галеры. Сторверк долго ругался, потом заявил, что ему ни до чего этого нет дела, а есть ему дело до того, что все уцелевшие лавки и склады в Нессе стоят закрытые, и даже если их откроют, порядочная торговля здесь раньше чем через месяц не наладится, а он не может болтаться тут столько времени, он и так почти всю зиму в Фораннане проторчал…
Короче, мало было веселого при их пребывании в Нессе, но причина несчастий была столь очевидна, что никто не вспомнил о «женщине на борту». Многим кораблям, на борту которых женщин не было, повезло гораздо меньше.
Они ушли из Нессы, как только Лига разрешила открыть порт. Их выпустили едва ли не самыми первыми – более чем вероятно, что за «Холле» наблюдали и пришли к выводу, что никто на корабле в мятеже не замешан. Некоторые корабли были задержаны, и не миновать было повального обыска. Возможно, Датан оказался прав: единственно, кто останется в выигрыше после событий в Нессе, – это императорский флот, заполучив множество даровых галерников.
Переход в Скель был не столь безмятежен, как из Фораннана, – близ Зеленых скал их застала одна из первых весенних гроз. Но здесь все тот же Датан доказал, что не зря он получает жалованье выше остальных и харчится в капитанской каюте. При первых признаках приближавшейся непогоды он завел корабль в известную ему укромную бухту – правда, Сторверк опасался, что укрываться там будут не только они, и никто не обещает мирное соседство (а Оливер припомнил грозу у Эрдского Вала, горную расселину и разбойников Козодоя). Но ни пиратов, ни купцов-конкурентов в бухте не оказалось. Там они бросили якорь, убрали паруса и простояли почти двое суток. Дождь лепил по переборкам, матросы, свободные от вахты, – а Сторверк и не думал их отменять, – резались в кости, у них, похоже, муть в душе, вызванная недавними происшествиями, уже развеялась, чего нельзя был сказать о капитане. Он временами срывался из-за стола, выметывался на мокрую палубу, смотрел на небо и ругался сквозь зубы. Впрочем, когда дождь прекратился, волны улеглись и задул попутный ветер, Сторверк оживился. Очевидно, в его деятельном мозгу уже зрели новые планы возмещения понесенных убытков – но какие, он пока говорить избегал. Чтобы не сглазить или чтобы сохранить коммерческую тайну.
Но это, в конце концов, их не касалось. Они были вместе, окружавшие их люди относились к ним по-дружески или хотя бы не враждебно – чего еще желать?
Желать можно было многого, но Оливер об этом пока не думал.
Скель – город преподобной святой Урсулы, после празднеств и покаяний Фораннана, пожаров и виселиц Нессы, предстал для них воплощением обыденности. Но и обыденность бывает разная. Она бывает сытой, сонной и пыльной. Обыденность Скеля напоминала будни плотно населенного муравейника, где за общим копошением трудно уловить какой-то смысл, хотя он, безусловно, существует.
Сторверк тут же ринулся навстречу делам. Предвидя, что в ближайшие дни он будет очень занят, Оливер не хотел ему мешать, а предложил Селии осмотреть город. Она согласилась без особого оживления. Однако на корабле делать все равно было нечего.
Скель – город старинный, как и все поселения Древней земли, размерами превосходил не только Нессу, но и Фораннан. Славился он в первую очередь торговыми рядами и ткацкими мастерскими, но Оливер, бывавший прежде в Скеле, ими не интересовался и посетил лишь знаменитейшую среди ученых империи медицинскую школу. Она была одновременно и самой старой. Сколько ей лет, в точности никто не знал, но первые упоминания о ней встречались в хрониках XI века, и даже если она не была основана на два века раньше, как утверждали некоторые, все равно намного превосходила возрастом медицинский факультет Тримейнского университета.
Они осмотрели также церковь во имя святой преподобной Урсулы, небольшую, тихую, но красивую. Фрески, изображавшие житие святой настоятельницы, отличались строгостью и чистотой красок, однако уже начали осыпаться, не мешало бы подновить и резьбу алтаря. Посещалась церковь, похоже, только прихожанами, толпы паломников не несли к гробнице Урсулы богатых даров. Еще бы! Жизнь этой святой не была примечательна ни гонениями, ни мученичеством, ни ужасающими грехами, за которыми следовало бы многолетнее суровое покаяние, – всем тем, что пленяет сердца народа. Сочинение философских трактатов и пьес, сочетающих нравоучительность с занимательностью, возможно, требует не меньших, а порой и больших усилий и твердости воли, чем умерщвление плоти, но не эффектно, а посему Урсула Скельская отступила перед Марией Египетской и своей соименницей Урсулой-мученицей, умерщвленной дикими гуннами в компании не то одиннадцати, не то одиннадцати тысяч дев. У книжных же людей, заходивших помолиться у гробницы создательницы «Лоции», зачастую денег хватало лишь на свечку.
Оливер, памятуя об открытиях, сделанных им в герцогстве Эрдском, внимательно рассматривал росписи, но никаких следов древнекарнионских символов не нашел.
Сторверка они в тот день больше не увидели – он вернулся поздно, а назавтра ушел с рассветом. Датан тоже был в отсутствии, так что утреннюю трапезу они делили только с Родри. После они направились посмотреть на строительство кафедрального собора, заложенного почти сто лет назад и все еще далеко не законченного. К некоторому удивлению, за ними увязался Стивен, свободный в эти часы. У них не было причин прогнать парня или пытаться оторваться от него, и они пошли к собору все вместе и, задрав головы, смотрели на недостроенные стрельчатые башни, на огромный блок для подъема камней, напоминавший не орудие мирного созидательного труда, но некую странную стенобитную машину, наподобие тех, что Оливеру приходилось наблюдать при посещении Арсенала в Тримейне, на крохотные фигурки рабочих, роившихся на лестницах и дощатых площадках.
– И не построят они его, – неожиданно заявил Стивен. – Слишком большой. И все выводят башни, выводят… В Вавилоне-то оно чем кончилось?
Оливеру прежде не приходилось замечать, чтобы простые матросы, да еще в возрасте Стивена, интересовались Святым писанием. С другой стороны, если вдуматься, Селия была не так уж намного его старше и родом тоже не из королевской семьи.
– Ты что, грамотный?
– Нет, зачем мне…
– Откуда же про Вавилонскую башню знаешь?
– Нам священник приходской сказывал, дома, в Свантере. Он и говорил, что таковые дела и нынче творятся… На вид оно и хорошо, а по правде – только чтобы себя показать, похвалиться, до потрохов вывернуться…
– А разве в Свантере нет собора или больших церквей?
– Нету. У нас, на Севере, так не строят. И правильно.
Обойдя собор, они направились к старым городским укреплениям, помнившим еще имперские времена. Теперь, когда городская черта ушла много дальше и выстроены были новые стены, прежние растаскивались всеми, кому не лень, либо зарастали цепким кустарником, а то и деревьями. В праздничные дни, как Оливеру приходилось слышать, горожане устраивали здесь гуляния и различные состязания, привлеченные не только зеленью и свежестью, редкими среди каменных домов, но множеством лавок и лавчонок, лепившихся к развалинам стен, и большей частью из обломков тех же стен и сложенных. Завороженный зрелищем разнообразных товаров и диковин, выставленных на прилавках, Стивен, забыв о недавних своих благочестивых рассуждениях, от них отстал, а Оливер с Селией продолжали путь – с некоторой осторожностью, так как лавки сменялись лачугами, а за ними начинался такой трущобный лабиринт, что лучше было не соваться. Они и не стали, несмотря на ясный день и благостную тишину. Оливер знал, насколько она обманчива, а Селия, должно быть, догадывалась. Они были вооружены, но охотник на волков может оказаться бессильным перед стаей крыс, особливо в их же, крысином, логове.