Выбрать главу

Остолбенев от подобного нахальства, официал только пробормотал:

– Ты что… не валяй дурака, всегда можно договориться, деловые же люди…

– Вот именно. Деловые. – Наигранная ярость Сторверка сменилась ледяным спокойствием. – Договоримся так – я не имею никаких претензий к Лиге, а представительство Лиги в Скеле ходатайствует за меня перед Купеческой гильдией.

– Ты о чем?

– Младенцем не прикидывайся – не поверю. Наверняка слышал про грабительский процент посреднику при продаже скельского бархата. Так я прошу, чтоб мне этот процент снизили. В виде исключения. За оказанную городу, и особливо гильдии, услугу. Скромно так прошу. Вдвое…

Оливеру оставалось только восхититься этим потомком тысячелетнего (по крайней мере) дворянского рода. Ни при каких обстоятельствах не забудет о выгоде!

А ведь, в сущности, он должен бы ужасать своей меркантильностью. Но Сторверк ему нравился. Он так же, как и они с Селией, не умещается в рамки, заданные родом и сословием. А собственно, кто умещается? Родри? Или Стивен, который со временем, возможно, попадет в еретики либо гонители еретиков? Вальтарий? Даже этот чиновник с широким мечом у пояса?

Сторверк с лейтенантом шли к трапу, по-прежнему препираясь, но на значительно более дружелюбных тонах. За ним тянулись солдаты. Матросы начали разбредаться по своим местам. Неподвижны были лишь мертвецы.

Но их скоро унесли.

Таким образом, Сторверк все же получил то, чего хотел, хотя при этом, вопреки естественным привычкам, едва не преступил закон и дважды чуть не сложил голову. Но «чуть», как известно, не считается. Он был доволен, когда «Холле» вскорости вышла в море, никаких неприятностей с морской стражей не возникло, однако Оливер не исключал, что после той ночной драки в порту за ними присматривали. Очевидно, не исключал этого и Сторверк, поэтому Вальтарий до конца пребывания в городе оставался в трюме. Но стоило им удалиться от Скеля на несколько лиг, капитан приказал снять с узника кандалы. Бежать, сказал он, в море некуда, а подбить команду на бунт после нападения Фабиана ему вряд ли удастся.

На следующее утро, к удивлению Сторверка (хотя ему вновь приходилось напоминать себе, что в этом путешествии давно пора перестать удивляться), Вальтарий сам с ними заговорил.

Было еще совсем рано, утренний туман не успел рассеяться, но день обещал быть солнечным и ясным. Они с Селией сидели на корме, на бухте каната, и тут неожиданно из-за пристроя бочком появился Вальтарий. И, глядя куда-то в сторону, уместился возле них.

– Значит, Козодой все же вас нашел, – без вступительных приветствий произнес он.

– Вернее, это мы его нашли, – сказал Оливер. – Случайно. – И добавил: – Дурных приятелей ты себе выбираешь, Вальтарий.

Тот не стал спорить.

– Не везет. Поэтому я от него и откололся. У него, у Козодоя, мозги стали совсем набекрень.

– В тебе я тоже, когда ты о сокровищах Открывателей твердил, особого здравомыслия не заметил.

– Во мне? Я просто чудо как здравомыслящ по сравнению с Козодоем… был. Заметьте себе, сам я никого не грабил и не убивал, у меня голова работает. А Клод – так его звали, Козодой – это, ясное дело, прозвище, орал он, как озлится, как птица козодой… стал потихоньку звереть, и куда-то не в ту сторону. (Оливер не понял, в какую сторону положено звереть, но от замечаний воздержался.) И когда он подался по вашей наводке, я решил тихо с ним попрощаться. Но ни на Север, ни в Тримейн ехать было нельзя – все дороги были перекрыты. Подался я с беженцами в Скель, на кой-какие старые связи понадеялся, а тут пошла сплошная непруха, сам видишь…

– Да… – Оливер вспомнил обстоятельства их расставания и свой давний разговор с Селией, – ты еще нас в Файт к кастеляну зазывал… он ваш был?

– Наш, – безразлично ответил Вальтарий. – Он должен был ворота Козодою открыть. Они… мы… там отсидеться собирались. Но не успели. Солдаты – ну, те, что в Кулхайме, – замок раньше заняли.

– Какие, однако, знатные развлечения творились на свете, пока мы болтались в Кархиддине.

Глаза Вальтария округлились.

– Вы были в Кархиддине?

– Ну, были, – неохотно признал Оливер.

– Это же проклятое место!

– Точно, – сказала Селия. – Одно из многих. Это были первые ее слова за все время. Вальтарий покосился на нее, будто что-то обдумывая. Потом изрек:

– В том-то все и дело… Ты вот меня корил за приверженность мою к сокровищам Открывателей. Капитан тоже говорит, что их там нет совсем, хотя что он, по морям плавая, про это может знать? Однако ж Козодою не это было нужно. А когда я понял, что ему нужно, тут я и подумал – все, пора пятки мазать салом.

– Выходит, не сокровища?

– Ну! Деньги, золото, драгоценности – не важно, есть они там или нет, это все одно ясно и понятно. Но ты – прости, не знаю, как тебя взаправду зовут, – правду молвишь. Проклятых мест немало. Вот их-то Клоду и было надобно. И не просто злое место, а Пустую Чашу хотел он найти. Ты, малый, такой умный – слышал, что это такое?

– Отчего бы не слышать? Место одного из прорывов Темного Воинства. – Оливер не хотел распространяться в подробностях о том, что ему известно.

– Нет. – Вальтарий прицельно плюнул на палубу, скорее из суеверия, чем неопрятности. – Не «одно место». А то самое место, где, как говорят, Темное Воинство было изгнано из нашего мира.

– Предположим, и это я слышал, и что? – осторожно заметил Оливер.

– Никто этого места не видел, но говорят, что это такой провал в вершине горы, большой и круглый, как бы чаша. Отсюда и название, отсюда они и вырвались, и ушли во врата. Сказывают, там никогда не бывает ни дождя, ни ветра, ни снега. Врата закрыты.

– Пещера, ведущая в небо, – сказала Селия.

– Что?

– Это северяне говорили «Врата». Карнионцы называли по-другому.

– Никогда не слыхал. Но верю. Еще песня есть про это… – Он затянул дребезжащим тенором:

Внутри этой чашиВсегда пустота.А на дне ееЛежат два меча…

Несмотря на то что Вальтарий невероятно фальшивил, Оливер узнал песню, обрывок которой слышал в Фораннане.

И на каменной крошкеВидна цепочка следов,Что, упершись в гладкую стену,Обрываясь, назад не ведут…

– Понимаешь, – горячась, продолжал Вальтарий, – раз это врата… или пещера, ведущая в небо… не важно… значит, можно пройти. А вот эти два меча, которые оставлены в Чаше, похоже, и есть ключи, способные открыть врата. Во всяком случае, Клод был в этом уверен, хотя в песне об этом нигде не говорится.

– А ты помнишь, – с внезапным холодом спросила Селия, – как кончается эта песня?

– Еще бы не помнить. – Вальтарий поежился.

Путник, если дорога твояПриведет тебя к каменной чаше,Не трогай эти мечи.Пусть твоя алчность умрет.Да покоятся в мире.

Эти слова он не пропел, а четко произнес. Не дождавшись ответа, продолжил:

– Но Клода как раз это и убеждало. Раз мечи трогать запрещено, выходит, их нужно тронуть. А раз никто не знает, что будет, если их тронуть, значит, один надо не уносить, а заменить.

– Там же было два меча, – вяло напомнил Оливер. Весь этот бред не производил на него впечатления, именно потому, что он, в отличие от Вальтария, соприкоснулся с Силами, действовавшими в Заклятых землях. Не говоря о Селии.

– Так у двери две стороны, верно? Один меч, стало быть, открывает, другой закрывает. Нужно было только узнать, который.

Оливер вздрогнул, услышав предпоследнюю фразу Вальтария. При чем тут мечи? «Смерть открывает дверь, а жизнь…» Он пропустил что-то из монолога бывшего наводчика, а тот продолжал болтать.

– И вот что он удумал. Вот этот меч… – он мотнул головой, указуя на меч, торчащий из-за плеча Селии, – лучшего в руки Козодою не попадало. С рыцаря-иоаннита снял, занесло, бедолагу, на свою голову, к Эрдскому Валу… Щербину на рукояти видел? Там великое было сокровище – частица Животворящего Креста.

– Куда же она подевалась? – хмуро спросил Оливер. – Цены бы мечу тогда не было…