— Зверёнышам права голоса не давали, — огрызнулся близнец. Выговаривать слова у него получалось всё чётче. Кровь на лице сворачиваться начала, ссыхаться коркой, лопнувшая губа затягивалась. Барт снова сплюнул, большим пальцем с хрустом вправил свёрнутый нос на место. — А остальные, даже твой обожаемый гемнон, молчат, потому как знают: прав я. И речь уже идёт не о его предпочтениях, а обо всех Крылатых! Вам этого мало?
Барт ткнул пальцем в сторону Нкаха, но никто не повернулся, не посмотрел. Лишь он сам голову наклонил, будто действительно надеялся скрыть грубый, ветвящийся по всей левой стороне лица до сих пор воспалённый рубец.
— Ты ошибаешься, — покачал капюшоном Нангеши, — это не вина Арэна, а случайность.
— Нет, правда? — ухмыльнулся Барт. — Гемнону мозги отказали настолько, что он на собственного брата кинулся, лишив его даже шанса иметь наследников — это случайность? Да ни за какие сокровища мира теперь ни одна Крылатая не согласится стать его матерью!
— Его не стоит обвинять, — снова встрял Говорящий, — никто не предскажет, как ты бы повёл себя, видя… — Он прав, — глухо перебил Арэн. Мотнул головой, приказывая Нкаху отпустить, повёл плечами, расправляя куртку, сложил руки на груди, уставившись в пол. — Это моя вина.
— Отлично! — хлопнул себя по бёдрам Барт. — Хоть с чем-то ты согласен! Ладно, свои извращения тебе удавалось скрывать. Про то, что ты ненормальный, никто не знал. Но теперь поговорим о той твари, что ты приютил в усыпальнице…
— Замолчи! — почти взвизгнул Яо, а Нках шагнул вперёд, готовясь гемнона крутить, но Арэн не шевельнулся.
— О той твари! — поднажал близнец. — Что начнётся, если на Грани узнают: ты настолько свихнулся, что призвал духа? Да за твоё место грызню моментально затеют! Это сейчас-то, когда Харсовы выродки со всех сторон прут. Да ещё мы так и не поняли, от чего померла эта твоя… Ингрин!
— Это была магия! — возмутился Яо. — Не лезь, куда…
— Ты не лезь, а то собственными зубами подавишься, — рыкнул Барт. — В одном зверёныш прав: это на самом деле была магия. Которой, между прочим, ублюдки не обладают! Ну так что? Бросим Харсу под хвост всё ради того, чтобы наш чувствительный гемнон мог с призраком миловаться?
— Это не призрак, — негромко сказал Нангеши, — умершие не возвращаются.
— Да какая разница?
— В данном случае, огромная, — Говорящий, наконец, вышел из своего угла, встал напротив Арэна, даже руку протянул, будто хотел её на плечо гемнону положить, но передумал, опустил. — Покинувшие наш мир, уходят навсегда. И здесь не дух, как ты надеешься. Плохого про Ингрин мне сказать нечего, но она не сделала ничего, чтобы встать вровень с предками. А то, что ты принимаешь за свою любимую — это только твоя боль, сожаление, стыд, вина и любовь, принявшее подобие плоти. Чувства были чересчур сильны и ты слишком хотел вернуть любимую. Арэн, это только твоя собственная магия, принявшая тот облик, который ты желал увидеть.
— Нет, это она, — чуть заметно мотнул головой гемнон.
— Ты ошибаешься, — Нангеши всё-таки положил руку брату на плечо, сжал. — Пока побеждает твоя память, но она уходит, стирается. И это создание будет меняться. Любви станет меньше. Ожесточения, боли, тоски и ярости больше. Ты винишь себя, хочешь отомстить, но эта месть никогда не закончится. Злость на себя и на весь мир станет расти и расти. Попробуй представить, как выглядит воплощённая ненависть к себе? И ты это будешь видеть постоянно и постоянно питать её. Не выкармливай для себя палача, гемнон.
Крылатые молчали, даже Барт утихомирился, лишь посматривал на братьев исподлобья, сколупывая ногтём со скулы сухую корку.
— Нет, не верю, — наконец, ответил Арэн, опять покачав головой. — Говорящие тоже могут ошибаться, всего не знаете даже вы. А отобрать её второй раз не дам. Никому.
— Тогда лучше сразу объяви, что место гемнона свободно! — рыкнул Барт. — Давай, давай, отойди в сторону и тихонечко лей сопли в углу. А мы пока резню начнём, чего других-то дожидаться? Ну, кто первый? Нках, хочешь стать гемноном?
— Завались! — глухо, будто из бочки, гавкнул изувеченный Крылатый. — Всё будет так, как сказал Арэн. Если хоть что-то выплывет…
Нках, набычившись, медленно, по одному, оглядел братьев, задержав взгляд на Барте. Тот опять сплюнул и, ни слова не говоря, резко развернувшись на пятках, вышел.
— Яо! — повысила голос её высочество.
Но ответом ей был только шорох кустов, пришепётывание листвы над головой, да птичий щебет — надсмотрщик упорно не желал себя обнаруживать.