- Это почти частная клиника, - задумчиво произнёс он, выпуская клуб дыма. - Во всём этом замешаны слишком большие силы...
Я рассмеялся:
- Вы рассуждаете, как Пилат, умывающий руки.
Он обиженно посмотрел на меня.
- Через год он будет президентом, а этот материал настолько протухнет, что уже никому не причинит вреда. А вам зачем это надо? - он настороженно посмотрел на меня.
- Я не играю в героя, - ответил я. - Я делаю свою работу. Делаю честно. И если я уверен, что какой-то человек - мразь, не буду скрывать, буду бороться против него.
Он стал смотреть на дверь - обитый войлоком тёмный прямоугольник.
- Ладно, доктор, к чему всё это ворошить?! Вам лучше не знать. Оставайтесь чистеньким - здесь надо соблюдать гигиену! - в моём голосе прозвучал сарказм. - Обещаю быть неопасным.
- Вы тот человек, которому больше всех надо? - зло усмехнулся доктор.
- Нет, просто во мне заговорила моя прежняя память. Устал я, доктор, каждый день купаться во лжи, которой нас щедро снабжают. Я просто хотел сказать правду.
- Об одном человеке? Это ещё не вся правда.
- Пусть это будет началом. Нашему времени нужен свой Разин.
- На что вы надеялись?
- Правильнее было бы спросить - на кого, - поправил я. - На друга-редактора. В Америке за такую информацию я мог бы безбедно прожить всю оставшуюся жизнь.
- Вы вместе с редактором учились?
- Когда-то...
- Я вам скажу правду, - он глубоко затянулся, докуривая сигарету. - У меня действительно есть инструкция. Я должен лечить вас год. Лечить на словах! - он сделал ударение.
- Побег возможен?
Он грустно улыбнулся и покачал головой:
- Исключено - отсюда ещё никто не выходил раньше времени.
- Я попробую.
- Лучше не пробуйте! - посоветовал он.
- Посмотрим. Я здесь один такой?
Он ответил на другой, ещё не заданный мной вопрос:
- Вы не понимаете - когда вы выйдете отсюда, вы будете другим человеком.
- Вот как - с катетером в попе и с пузырями на губах?
Он нахмурился:
- Не таким - чуть-чуть другим.
- Я не понимаю этого вашего "чуть-чуть"! - раздражённо ответил я. - Вам нравится такая работа? Хорошие хоть бабки получаете?
Он закурил вторую сигарету. Его лицо скрылось в дыму, из которого донёсся голос:
- На хорошую жизнь хватает.
Я громко рассмеялся:
- Спасибо за правду. Не боитесь, что когда-нибудь и вас выпустят чуть-чуть другим?
- Нет... Я пытаюсь вам помочь.
- Вот как? Чем?
- Не хватает каких-то документов. Сегодня звонил Брынчалов и предложил компромисс.
- Он боится, что их всё-таки могут опубликовать. Пусть боится, сволочь - не нужны мне его компромиссы!
- Если вы отдадите ему документы, можете идти на все четыре стороны.
- Вам не противно повторять мне его слова?
Он затравленно посмотрел на дверь.
- Свобода хороша, только для всех она почему-то разная: одним всё, а другим - почти ничего... Хозяева и рабы... Всегда, во все времена...
- Вы не хотите быть рабом?
- Хозяином тоже. А вот вы - раб! Уходите - я устал и хочу спать!
- Это ваш ответ?
- Да, пошлите Брынчалова в задницу! От моего имени!
- Он скоро станет президентом.
- Вы получите то, что хотите. Каков народ, таков и его правитель. Уходите!
- Вам оставить покурить?
- Нет, спасибо, - ответил я, хотя курить ужасно хотелось.
- До свидания.
- Пока! - бросил я ему в спину.
Он вышел, но на столике остались сигареты и зажигалка. Я немедленно закурил - наверняка, скоро появятся медбратья и заберут халяву. Чёрт с ним!
* * *
Какие ему нужны документы? Я усмехнулся - спасибо Пашке-иностранцу. Он дал мне все валютные счета банков, на которые уплыли деньги, когда Брынчалов возглавлял акционерное общество "Газнефтеуголь". Бывший генеральный директор, теперь - министр тяжёлой промышленности, продолжающий её "запускать", как любят у нас говорить. Таким людям сейчас везде "зелёный свет". Прости, Лена - месяц назад тебя сбила машина, и я поклялся отомстить... Обязательно отомщу, если выйду. Ты мне хорошо помогла. Отомщу, даже если он будет президентом. Чёрт побери, но ведь он им будет!
Отсюда невозможно бежать? Нет тюрем, из которых невозможно убежать. Я знаю один аварийный выход, но им лучше не пользоваться.
Я загасил бычок. Как оказалось - вовремя. В комнату ввалились два дюжих медбрата - помощники палача, заплечных дел мастера.
- Ну-ка?! - удивлённо воскликнул один из них.
- Эта сумасшедшая обезьяна сумела протащить курево!
Санитары многозначительно переглянулись - они были не прочь поиграть в кошки-мышки.
- Сейчас лечить тебя будем, - сказал один из них.
Его квадратные челюсти пытались выдавить на губах нечто, похожее на улыбку.
- Лечи, - согласился я.
- А что куришь? - спросил второй.
- Смотри - благородные! - я швырнул ему в морду пачку сигарет и прыгнул вперёд.
Для них это оказалось полной неожиданностью. Одному я, кажется, сломал нос, но второй, уже в дверях, раскроил мне череп чем-то тяжёлым, зажатым в и без того пудовом кулаке. Мир взорвался ярко алым фейерверком.
- Вот же сволочь! - прогремело откуда-то с небес.
Пол стремительно рос перед глазами...
* * *
- Страшно, атаман? - стрелец легко, беззлобно подтолкнул меня к свежеструганному помосту.
- Самую малость, - ответил я и шагнул вперёд.
На помосте чинной походкой хозяина уже расхаживал палач, с любопытством поглядывающий на меня сверху вниз. Там же стоял уже хорошо знакомый мне рыжебородый дьяк. Он нервно перебирал в руках грамоты с моими винами и старался не смотреть в мою сторону.
Боже, сколько сегодня сошлось людей! Я обвёл взглядом площадь. Тысячи! Одни пришли хоронить. Они стояли в первых рядах - толстобрюхие бояре, важные воеводы в праздничных нарядах. Словно на пир собрались! В чёрных клобуках стояли попы и монахи. Другие, постоянно оттесняемые двойным, усиленным рядом стрельцов - те, которым я обещал волю. Они пришли прощаться.
Князь Одоевский дал дьяку знак рукой. Тот, откашлявшись, начал громко читать. Слова пудовыми глыбами падали и впитывались в заворожено молчавшую площадь.
-...вор и богоотступник, изменник донской казак Стенька Разин, забыв страх божий и крестное целование великого государя нашего Алексея Михайловича и его милость, изменил и, совравше, пошёл с Дону для воровства на Волгу. И на Волге многие бесчинства учинил...
- Поделом тебе, христопродавцу! - донеслось из передних рядов. - Вор!
Я улыбнулся им. Вон какая честь - всё войско выстроили, уважили. Хотелось крикнуть, обратиться к людям: "Простите, Христа ради, что не сумел дойти до вас, донести своё слово, не смог дать обещанную волю!" Я вглядывался в тысячи лиц, обращённых в мою сторону - вдруг увижу кого знакомого...
-...ты ж, вор Стенька, со товарищи, забыв страх божий, отступив от святыя соборныя и апостольския церкви, будучи на Дону, не велел новых церквей ставить, не дозволял церковное пение, а венчаться указал возле вербы.
- Антихрист! - выплюнули из первого ряда. - Безбожник!
- Брехня всё это! - крикнул кто-то из серой толпы за спинами стрельцов.
Я не заметил кричащего - его спугнули проснувшиеся, засуетившиеся стрельцы, которые принялись теснить бердышами шумящую, как Хвалынское море, толпу. Бояре испуганно крестились.
Выдержав паузу, дьяк стал зачитывать мои злодейства в Царицыне, Астрахани, Чёрном Яре, вспомнил бедного воеводу Прозоровского с семьёй, да его малых детей, брата, князя Львова, мои прелестные грамоты и отважное сидение Милославского в симбирском кремле.
- Много вы про меня расписали! - я насмешливо улыбнулся.
Людское море шумело, я услышал уже знакомый крик:
- Извет это, батька - мы тебе верим!
Людское море стало напирать на стрелецкие бердыши. Кричащего не было видно.