— Ага, злодей Стенька, бунтовщик и вор, сейчас ты повинишься в своём воровстве! Расскажешь, когда появились твои злодейские умыслы поднять руку на царя-батюшку, на нашу православную церковь и честной народ. Говори, окаянный!
Дьяк взвизгнул, гневно топнув ногой и тряся свёрнутым свитком. Степан весело рассмеялся и плюнул ему на бороду:
— Вот и весь ответ! Фрол, ответь ему тем же!
Дьяк осатанел — зелёные глаза стали бешено вращаться, он застучал каблуками и истошно завизжал:
— Кнута ему, вору! Хулитель Святой церкви! Кнута ему! Бейте!
Палач молча и деловито заступил Разину за спину и одним рывком содрал с плеч лохмотья, оголив разом грудь и спину. Тяжёлая ладонь похлопала по напрягшимся плечам:
— Будя, казак — погулял!
Заплечных дел мастер цыкнул на своих учеников и те бросились ему помогать с торопливой, испуганной горячностью. Рядом закричал Фрол, в голосе его звенел неприкрытый ужас:
— Брат! Брат!!!
Степан дёрнулся, хотел повернуть голову, но кулак палача, как тяжёлый обух, опустился ему на ухо.
— Тихо! Тихо, казак! — невозмутимо прогудел палач, поддерживая пошатнувшегося Степана. — Не буянь — со мной не побуянишь!
— Брат!!! — метался по подвалу крик Фрола.
Один из подмастерьев ударил его в лицо:
— Заткнись!
Крик оборвался.
Степан стиснул зубы. Ученик палача, набрасывая ему на ноги верёвку, поймал тяжёлый, ненавидящий взгляд атамана и, словно обжёгшись, отшатнулся в сторону.
— Пошевеливайся, живее! — палач пнул ногой своего ученика.
Земские дьяки с улыбкой потирали руки.
— Так и должно быть! Так и должно быть! — шептал один из них с зелёными ядовитыми глазами…
— Интересно, — хмыкнул он. — Вы всё так подробно описываете.
— Я был там, — спокойно ответил я.
— Было бы интересно встретиться с вашим экстрасенсом — Сергеем, — он пытливо посмотрел на меня.
— Это невозможно — он уехал.
— Уехал?
— В Индию, по приглашению, — я усмехнулся. — Не только вас одного интересуют его способности.
— Ясно… — он посмотрел в окно.
Зелёная листва тополя плавно раскачивалась ветром.
Он оглянулся на меня:
— С тех пор, так сказать, вещие сны не оставляли вас?
— Нет. Вы ведь просматривали мой дневник? Он лежит на столе.
На углу стола лежала толстая красная тетрадь.
— Не успел, но сегодня вечером я постараюсь просмотреть ваш дневник, в его голосе уже заранее послышалась ещё только предполагаемая им усталость от предстоящего чтения.
Я привстал:
— Отпустите меня — вы ведь знаете, что я не болен.
— Я ничего не знаю, — быстро ответил он. — Вы не волнуйтесь, здесь очень хорошие условия.
— Мне плевать на ваши условия!
Наши взгляды скрестились.
— Всё не так просто, — медленно выговорил он. — У вас очень сильные друзья, — он сделал акцент на друзьях, которые хотят вашего выздоровления, но… Вы сами виноваты… Вы меня понимаете?
— Пошёл ты! — я откинулся на спинку стула. — Все вы — продажные твари!
Он сделал вид, что ничего не услышал.
— В последнее время к нам в основном поступали Горбачёвы, Пугачёвы, одна Мата-Хари, были Ельцин и Шумахер. Вы утверждаете, что вы — Разин? — он насмешливо посмотрел на меня. — В таком случае налицо раздвоение личности.
— Да — я Разин.
Он первым не выдержал мой взгляд и вновь уставился в окно.
— Разин Степан Тимофеевич, — он ослабил узел галстука и покрутил головой. — Чёрт знает что… — его пальцы забарабанили по крышке стола. — Вы были журналистом, — он не спрашивал, а утверждал. — За что вас уволили?
— Вы делаете вид, что ничего не знаете или вас так проинструктировали? — я нагло потянулся к пачке и выбрал себе сигарету.
Он подал мне зажигалку, дал прикурить и закурил сам. Глубоко затянувшись и медленно выдохнув дым, он сказал:
— Лечения вам не избежать.
— Интересно, какого? Я слышал много интересных историй о методах «лечения». Может, поговорим откровенно?
Он открыл картонную папку — историю моей болезни:
— Считайте, что вам повезло — больница у нас особая и всегда была…
Я громко рассмеялся. Он с недоумением на меня оглянулся:
— Здесь самое современное оборудование на уровне мировых стандартов и любые лекарства.
В его руках появилась авторучка, и он что-то стал писать на новом, розовом (интересный цвет для таких учреждений) листе.
— Отдохните, успокойтесь. Вашей жизни и психике здесь ничего не будет угрожать. Сергей надолго уехал? — как бы невзначай спросил он.