Выбрать главу

Не то чтобы я не пытался. Его безответственные поступки сделали его довольно непопулярным, и я, в обмен на оказанные мне другими правителями услуги, не раз посылал к нему своих слуг. Они вплотную подбирались к нему, но он выживал и соотношение сил оставалось прежним. За исключением этого, тем же методом – услуга за услугу – я пользовался и для достижения своих собственных целей. Единственной причиной для проведения такой политики было то, что без постоянной угрозы с его стороны наш общий сосед, Айван Дилисния – после смерти Рейнхольда в развитии этой семейной линии наступил упадок – обратил бы все свое внимание на Баровию. Мои шпионы пустили в ход яд, специальность Айвана, и это возбудило подозрения во многих умах, заставив этих двоих сцепиться между собой и грызть друг друга уже в течение очень долгого времени. Возможно, я и мог бы снабдить своих слуг более действенным порошком или смесью для Дракова… но по-настоящему я не был заинтересован в своей победе в этой схватке.

Так же я вел себя и с другими правителями других стран, окруженных туманом. Я посылал к ним своих шпионов, они от меня не отставали. Мы не могли сразиться в честной битве и все больше действовали хитростью, расставляя друг для друга политические ловушки. Несмотря на то, что я всегда предпочитал открытое выяснение отношений, я теперь тоже включился в эту игру, в этот как бы уменьшенный, если не сказать даже унизительный для меня, вариант одного большого состязания.

Но Татьяна смотрела мимо меня, как будто ничто не имело значения.

Вероятно, она права.

Я смотрел на нее с затаенной болью, которую научился терпеть, привыкнув к постоянному тупому покалыванию отчаяния у меня внутри. Свои последние слезы я выплакал много-много лет назад? Сколько раз за эти столетия я встречал ее? И сколько раз терял? Я не знал. У нее всегда было одного и то же лицо, но другое имя и иногда совсем другие характер и привычки. Но каким-то образом я всякий раз находил путь к скрытым воспоминаниям в ее сердце.

И каким-то образом я непременно терял ее: Марина, убитая своим приемным отцом… Олия, погибшая от зимней лихорадки, как мне сказали… и остальные, отнятые у меня. На протяжении веков она появлялась и исчезала опять и опять, и моя великая радость сменялась великой печалью.

Если бы я только мог разбить заклятье, разбить то, что не давало нам соединиться. Сделав это, я бы освободил и ее, и себя.

Я пытался. Бессчетное число раз.

Я не однажды ходил к границам, выставляя против темной силы тумана свое растущее могущество. Я расспрашивал кочевников, которые беспрепятственно путешествовали из страны в страну, но они не помнили своих дорог. Я изучил все магические книги, находящиеся в моем распоряжении, и не нашел ничего, что помогло бы мне понять природу моей и ее тюрьмы и как нам вырваться из нее на волю. Этой ночью я должен был работать, но я не испытывал ни малейшего желания идти в свою мастерскую. Возможно, позже я и пожалею о потерянном времени, но пока мне было глубоко на все наплевать.

Наступила полночь… но ведь вечно она не продлится.

Какую бы силу я ни мог почерпнуть в ее тьме, я уже упустил момент, и на следующий год мне не наверстать упущенного.

Но это такой пустяк. Годы стали для меня бесцветными. Сегодня я буду охотиться среди сугробов, а завтра помчусь по воздуху, напоенному сладким теплым ароматом цветов. Годы летели мимо меня; из них выстраивались десятилетия, а за ними громоздились века.

Сколько еще ждало меня впереди? Обречен ли я на одиночество?

Не в состоянии ответить, не желая размышлять, я сидел и смотрел на портрет Татьяны, чувствуя, как еще одна ночь утекает в безвозвратное прошлое.

* * *

Приближался рассвет и мое недолгое пребывание в гробу. В последнее время я перестал отдыхать за короткие промежутки смерти. Сначала я думал, что это связано с непродолжительностью зимних дней, но потом осознал, что моя усиливающаяся усталость объяснялась совсем другим.

Дрова в камине давным-давно догорели. Меня бил озноб, хотя я и не ощущал холода в комнате. Мороз шел откуда-то изнутри. Это было мучительное чувство и вызывал его во мне мой утомленный дух.

Я так устал, как будто тяжесть всех годов навалилась на мое сердце и теперь уже ничто не в состоянии снять ее. Все вокруг сделалось тяжелым. Воздух затвердел и я не мог двигаться, но я и не хотел шевелиться. Мне казалось, что я взбираюсь на бесконечно высокую гору, но никогда не смогу долезть до ее вершины. Мне бы только отдохнуть. Мне бы заснуть, но не на один день, заснуть и забыть свои печали, заснуть и потеряться в… я не знал.

Плыть по течению, не видя снов, безмятежно и бездумно.

Не помнить ни о чем.

Чтобы…

Отдохнуть.

Эпилог

Ван Ричтан перевернул страницу и увидел, что следующая абсолютна чиста. Он мельком просмотрел остальные листки в стопке. Ничего. Страд дописал до точки… и просто ушел.

Он огляделся вокруг новыми глазами, обратив особое внимание на портрет – Татьяна, несчастная душа. А вот то место на полу, не там ли Страда одолели страшные силы тьмы?

Тело его затекло от долгого сидения. Ван Ричтан поднялся, взял свой фонарь и направился к дверям, в спальню Страда. Вон то окно, выходящее на смотровую площадку, где погиб Алек Гуилем, а вот и шкаф, где Страд спрятал его труп. Здесь сгущались тени и легкий сквознячок, дующий из библиотеки, заставлял занавески и покрывало на кровати трепетать наподобие беспокойных призраков. Его фонарь не справлялся с…

С темнотой… становилось темно.

Он позабыл, что в этом месте сумерки наступают раньше из-за того, что солнце спускается за горные вершины. Господи помоги, мне надо убраться отсюда.

Он бросился в библиотеку, но не стал тушить уже почти догоревшие свечи. Скоро они погаснут сами и если кучки теплого воска скажут Страду, что кто-то побывал в его замке, да будет так. У Ван Ричтана были неплохие шансы сбежать до того, как проснется эта тварь. Он знал, как войти во дворец, и теперь да придадут ему добрые боги скорости и сил, чтобы выбраться отсюда прежде, чем…

Забыв про онемевшие мускулы, он понесся вниз по ступеням, не чуя под собой ног.

* * *

В спальне от стены отделилась тень, чернее всех остальных, и придвинулась к окну, которое бесшумно отворилось. Тень выплыла наружу и замерла у края смотровой площадки.

Через несколько долгих минут маленький исследователь появился во дворе, торопясь по направлению к опускным воротам.

Страд фон Зарович с интересом наблюдал за его продвижением вперед и усмехался. Удивительно, что человек в таком возрасте мог так быстро бегать, но еще удивительнее то, что он, Страд, по-прежнему находил подобные штучки забавными. Он было подумал о том, чтобы приказать одному из своих слуг поймать нарушителя его спокойствия, но потом отказался от этой идеи. Если он такой же, как и остальные, он очень скоро опять будет здесь. Вот тогда Страд с ним и разберется.

Когда старый исследователь пересек мост и скрылся из виду в тумане, Страд вернулся в библиотеку. Его книга лежала на столе в открытом виде. Он вытянул руку и погладил ждущую его пергаментную страницу, своими длинными ногтями оставляя на девственно чистой странице листа неглубокие бороздки. Многое надо было сделать… многого еще не случилось.

Он уселся в кресло, сохранившее тепло тела старого ученого, выдернул из стаканчика гусиное перо, откупорил чернильницу и принялся писать.