Никто не пошевелился. За исключением Айвана, низко склонившего голову над мертвым братом, они глазели на меня так, словно воздух в их легких обратился в лед.
Алек, наиболее стойкий и самый благочестивый из всей компании, принялся шептать молитву.
Глава 2.
Шестое полнолуние, 348
- Как называется этот свинарник, Алек?
- Реника, повелитель.
В политике считалось хорошим тоном позволить черни хотя бы разок взглянуть на своего нового повелителя. И хотя, объезжая Баровию, мы останавливались не везде, мы уже успели побывать во многих деревушках. Это часть моих обязанностей вызывала у меня чувство глубокого отвращения, по мне так лучше копать рвы - все едино, разница только в том, что работа с киркой в руках не оплачивалась так хорошо, как мои поездки по стране. Я ведь помимо всего прочего собирал со своих подданных налоги.
- Заедем, пожалуй.
Алек и двое трубачей пришпорили коней и поехали вперед, оставив нас
позади. Сегодня эта была наша четвертая остановка, день клонился к вечеру,
устали и люди, и лошади.
Я, однако, не собирался ночевать в деревне, убедившись однажды, что для
здоровья безопаснее и приятнее было сделать привал в чистом поле, подальше
от вездесущих крыс (и прочих деревенских паразитов); к тому же следовало держать моих воинов на расстоянии от ближайшей пивнушки, которая могла стать серьезным препятствием нашему продвижению вперед. Я хотел покончить со всем как можно скорее и не намерен был потворствовать их неуемному желанию накачаться местным варевом.
Впереди раздались звуки труб, возвещавших о моем прибытии. Алеку все это по-прежнему казалось забавным; может, потому, что в любой забытой Богом деревне, куда нас заносила нелегкая, жители ее каким-то образом умудрялись вести себя абсолютно одинаково. Сначала испуг, затем робкое любопытство, и наконец они выползали из своих лачуг, чтобы поприветствовать меня. И везде без исключения находились маленькие оборванцы, которые тащили мне букеты цветов. Мне на них было наплевать, но я принимал их жалкие сорняки. Если матери надеялись, что я благословлю их отпрысков поцелуем или одарю медной монетой, то их ждало горькое разочарование. Во имя долга мне приходилось делать много ужасных вещей. Но пора бы им знать и пределы допустимого.
В Ренике, по-видимому, давным-давно проведали о нашем приближении. На этот раз дома главной улицы украшали гирлянды, сплетенные из растущих повсюду в Баровии диких цветов. Они валялись и на дороге, а с верхних этажей на наши головы сыпался непрерывный цветочный дождь. Несколько музыкантов выдували и выбивали из своих инструментов нечто похожее на торжественный марш, без сомнения, славя меня и мои воинские подвиги. Все оделись в воскресные костюмы и платья; некоторые были даже обуты.
Из толпы выпихнули крошечную девчушку, только-только научившуюся ходить.
Сжимая в малюсеньком кулачке букет цветов, она топала мне навстречу,
стараясь справиться со своими непослушными ножками. Я наклонился вниз,
выхватил у нее цветы и поднял их высоко над собой, кивнув восторженно
кричащей толпе. Да, народу собралось порядочно. Будет чем поживиться.
Малышка осталась на месте и с нерешительным видом засунула в рот испачканный зеленым большой палец. Ее мать рванулась вперед и оттащила ее в сторону, чтобы я мог спешиться. В свою очередь, один из трубачей освободил меня от этих легкомысленных цветочков, держа которые, я вряд ли мог сделать серьезное лицо, разговаривая с бургомистром. Алек придерживался мнения, что целью всех этих приготовлений как раз и было создать ситуацию, в которой высокопоставленное лицо окажется в проигрыше, и тем самым умалить чувство его собственного достоинства.
Бургомистр завел привычную песенку, желая мне крепкого здоровья и всяческих благ. Обычно такие речи кончались приглашением на обед или ужин, на которые я никогда не ленился ответить вежливым отказом. Если бы я их все принимал, то у меня было бы больше проблем с желудком, чем у Рейнхольда Дилисния.
- А теперь, лорд Страд, я нижайше прошу вас оказать нам честь и разрешить
Ренике первой начать отмечать этот благословенный день, который привел вас
сюда, в любимую всеми нами Баровию.
"Что? - подумал я. - День, когда я положил конец опустошительным налетам
Дориана?"
- По правде говоря, с Вашего разрешения, я осмелюсь предложить, чтобы этот день стал национальным праздником, который будут отмечать во всех уголках нашей страны.
- О чем вы говорите, бургомистр?
- Я умоляю вас удостоить ваших благодарных подданных чести праздновать ваш день рождения, мой господин. - Договорив, он взмахнул руками и по его сигналу толпа восторженно зашумела. Его лицо расплылось в широченной улыбке, но когда все затихло, он вдруг заметил, что я мрачнее тучи.
- Любопытно, бургомистр, вы собираетесь отмечать день, который означает, что я еще на один год приблизился к смерти.
Лицо его вытянулось от внезапного шока.
- О нет, мой господин! Это последнее, что я... что мы хотим пожелать вам!
- Вот и прекрасно, так как я тоже не питаю ни малейшего желания делать этого.
Сбитый с толку этим неожиданным поворотом нашей беседы, он заморгал глазами, пытаясь сообразить, что ответить.
- Деньги, бургомистр, - подсказал я ему, напоминая о цели своего визита. Буквально через мгновение принесли и передали моему казначею деревянный сундук с двумя железными замками. Он разложил складной стул и приступил к работе. Выбранный на эту должность за скорость, знания и опыт, он очень быстро завершил подсчеты и предоставил свой отчет.
- Слишком мало, мой господин, - подвел он итог.
Ничего нового, денег нигде не хватало.
- Чересчур мало, - добавил он многозначительно.
Я уставился на бургомистра.
- Объясни.
- Год выдался тяжелый, ваша светлость. Война вымотала нас... урожай был плохой... много народа умерло. - Кое-кто в толпе утвердительно кивнул.
- Ага, и поэтому ты носишь прекрасную золотую цепочку...
- Должность обязывает, мой господин. На самом деле это собственность деревни.
- И на твое пальто ушло столько чистой шерсти, что хватило бы на целую семью. Эти пуговицы из чистого серебра, верно?
- Все это досталось мне в наследство от богатого, но смертельно больного родственника.