И теперь его земли и полуразрушенный замок принадлежали мне по праву воевавшего и победившего в войне. Сегодня я войду в замок в первый раз и вступлю в законное владение им.
Лагерь уже проснулся, и повара со своими многочисленными помощниками приступили к приготовлению завтрака. Денщики сновали по хозяйству, выполняя различные поручения. Я видел их и не обращал внимания на эту невидимую армию, всегда остававшуюся на заднем плане и обслуживающую мое войско. Они были его естественной составной частью, как биение сердца.
"И любой из них может оказаться замаскированным Баал'Верзи", - подумал я снова, и опять очень неприятная тревога овладела мною.
Я взял себя в руки. Я принял все меры предосторожности. Под рубашкой я носил прекрасную кольчугу. Я так долго носил ее, что замечал ее тяжесть только когда снимал. Ранить тело через нее можно было только очень тонким кинжалом, а Баал'Верзи по традиции носили с собой более серьезное оружие. Мало кто из видевших его остался в живых, но многие знали, что рукоятки их небольших ножей были расписаны красным, черным и золотым. Красный цвет означал кровь, черный ужас смерти, а золото - деньги, которые они получали за свою черную работу.
Ах да, каждый был привязан к своего рода символам. Говорили еще, что ножи были заколдованы, и даже слабая рука могла нанести смертельный удар в жизненно важный орган тела. Я очень серьезно относился к такого рода сплетням, так как довольно долго изучал магию.
В мою сторону неторопливо шла Верховная жрица, леди Илона Даровная. Этой высокой, отважной женщине было около пятидесяти, и они каким-то образом умудрялась в условиях войны ходить в о всегда чистых, легких, голубых платьях, как если бы она была у себя дома, в каком-нибудь уединенном храме. Ее длинные светлые волосы, тронутые кое-где сединой, были, как обычно, заплетены в толстую косу, перекинутую через плечо. Только по синим кругам под глазами я догадался, что она провела бессонную ночь со святыми братьями и сестрами, ухаживая за ранеными и умирающими. Она остановилась в десяти шагах от меня, и мы обменялись поклонами и любезностями, обязательными для двух людей нашего высокого ранга. Затем она приблизилась ко мне настолько, чтобы говорить вполголоса.
- Алек сказал тебе? - спросила она своим ровным низким голосом, который редко повышала, разве что, когда пела свои религиозные гимны.
- Да. Хочешь еще что-нибудь добавить?
- Я сожалею, что не смогла разузнать для тебя ничего полезного.
- Кто это был?
- Один из наших воинов. Назвался Владом, самое обычное имя. Совсем еще дитя, не старше двадцати лет, может, младше. Ничего особенного. Похоже, сын крестьянина, оторванный от земли, как тысячи других новобранцев.
- Ты уверена, что он тот, за кого себя выдавал?
- Да, мой господин. Когда я пыталась вернуть его обратно... ну, тогда возникает это чувство. Ты как будто проникаешь в чужую душу. И у меня сложилось впечатление, что он ничего особенного из себя не представлял.
- Тогда мне было бы любопытно узнать, как это юное ничтожество пронюхало... о заговоре? - Помня о страже, я решил не вдаваться в подробности. - Может, он лгал?
- Нет. Он сказал правду. Вероятно, он подслушал кое-что, предназначенное не для его ушей, и тут же выболтал то немногое, что узнал, надеясь на защиту.
- Кто его командир?
Она запнулась, лицо ее выглядело печальным и одновременно смущенным.
- Ну?
- Ты, мой господин.
Если бы на карту была поставлена не моя жизнь, я бы расхохотался. Вместо этого я махнул рукой, выразив свое безразличие.
- Если бы у него хватило ума назвать хотя бы имя.
- С другой стороны, его могли обмануть, а он и не подозревал, что его надули.
- Не могу этому поверить.
- Придется.
Не изменившись в лице, она выдержала мой яростный взгляд. Я покрепче сжал зубы, чтобы не дать воли грубым словам. Она восприняла это как знак продолжать.
- Ты можешь прожить остаток своей жизни, ожидая покушения, или устремиться навстречу опасности и достойно встретить ее, предоставив мне право вернуть тебя после обратно.
- Думаешь, твое божество сотворит это чудо для такого, как я?
Она сощурила глаза и улыбнулась. У нее была приятная улыбка, но она редко снисходила до того, чтобы одарить ею собеседника.
- Вера делает чудеса, и чудеса помогают вере, - ответила она.
Члены ее ордена питали отвращение к кровопролитной войне, но, помогая другим в эти тяжелые времена, они многих обратили в свою веру.
- Пытаешься навязать мне свою религию, леди?
- Это случится, когда придет время, - сказала она. - Я просто предлагаю другой выход из тупика.
- Это может оказаться совсем не тем, чем кажется, если тут замешана ты.
- Я ожидала услышать это, - сказала она, ничуть не обидевшись. - Помимо меня, найдутся и другие, которые помогут, если понадобится их помощь.
- Его Величество жрец Кир? Он слишком далеко, чтобы от него был какой-то прок.
- Есть и другие, у тебя под боком, в лагере.
- И все повинуются тебе, леди, - ответил я.
Она опять улыбнулась и качнула слегка головой, показывая, что сдается.
- Очень хорошо.
Она вздохнула и двинулась в ту сторону, откуда пришла, к палаткам с ранеными.
- Если я кого-то и ненавижу, так это Баал'Верзи. Они уничтожили веру, а как можно жить без веры?
Я собрался было поспорить с ней, но тут вспомнил парикмахера. Верно. Я верил, что он не поцарапает меня и уж тем более не перережет мне глотку. Каждый раз я так или иначе кому-то доверял. И любой из них мог оказаться Баал'Верзи. И пока я не найду его, я буду проводить время в ожидании, в ожидании удара. Какое удовольствие от такого существования, когда надо постоянно прятаться? Никакого.
У Илоны хватало забот, и когда мы подошли к палаткам, она сразу
направилась вовнутрь, как будто зловоние, исходившее от умирающих и умерших, мало ее волновало. Возможно, и вправду не волновало. Она была преданной своему делу женщиной с непоколебимой верой. Если бы гордо подняла ее над собой, как знамя, она стала бы невыносимой, но у нее не было времени выставлять свою веру напоказ, и она терпеть не могла тех, кто именно так и делал.
Оставив ее с ранеными, я направился туда, где мы держали лошадей. Завидев меня, конюхи распрямили плечи и принялись за работу с большим усердием.