Выбрать главу

Кроме того, я хорошо помнил, что говорил мне брат[13] в первые часы после мобилизации, — ведь он был старше меня почти на двадцать лет, занимал важный пост в правительстве и всегда, сколько я помню, принадлежал к «хорошо информированным кругам».

Другие опирались на мнения друзей, знакомых и собственные соображения. Из всего этого мы заключали, что наша мобилизация — тонкий ход в войне нервов с немцами. Германия слаба, Гитлер просто блефует. Когда он увидит, что Польша «сильна, едина и готова дать отпор», то отступит, и мы вернемся по домам. Если же нет, то Польша, с помощью Англии и Франции, как следует проучит этого сумасшедшего паяца.

А наш майор однажды вечером и вовсе заявил:

— На этот раз нам не надо никакой Англии и Франции. Мы и сами прекрасно справимся.

В ответ один из офицеров ледяным тоном заметил:

— Конечно, пан майор, сил у нас хватает, но… хорошая компания никогда не помешает.

На рассвете 1 сентября, около пяти утра, когда солдаты нашего конноартиллерийского дивизиона мирно спали, самолеты люфтваффе незамеченными долетели до Освенцима и, пролетая над нашими казармами, забросали всю округу зажигательными бомбами. Одновременно сотни мощных новейших немецких танков пересекли границу, и под их огнем все окончательно превратилось в руины и пепелища.

Трудно представить себе, сколько разрушений причинила эта атака всего за три часа, сколько погибло людей, какой воцарился хаос. Опомнившись и оценив положение, мы увидели, что не способны оказать существенного сопротивления. Хотя нескольким батареям удалось каким-то чудом довольно долго продержаться на своих позициях и даже обстрелять немецкие танки. К полудню две наши батареи были уничтожены. Казармы разрушены до основания, железнодорожный вокзал сметен с лица земли.

Поскольку стало ясно, что сдержать немецкое наступление не удастся, был дан приказ отступать; наша резервная батарея покинула Освенцим и двинулась боевым маршем по направлению к Кракову, захватив с собой пушки, снаряды и провиант. Каково же было наше изумление, когда по пути к вокзалу прямо на городских улицах нас стали обстреливать из окон. Это были польские граждане немецкого происхождения, пятая колонна нацистов. Таким образом они заранее проявляли лояльность к оккупантам. Многие из нас готовы были немедленно ответить и открыть стрельбу по подозрительным домам, но старшие офицеры запретили. Такие действия внесли бы беспорядок в наши ряды, а именно этого и добивалась пятая колонна. Не говоря о том, что в этих же домах могли жить и честные поляки-патриоты[14].

На вокзале нам пришлось ждать, пока починят пути. Мы сидели на земле под палящим солнцем, и все время, пока не подали состав, перед глазами у нас проносились недавние картины: горящие строения, обезумевшие жители, предательские окна в Освенциме. В тягостном молчании разместились мы по вагонам, и поезд двинулся на восток, в сторону Кракова.

Ночью он много раз останавливался и подолгу стоял. Иногда на таких стоянках мы дремали, а иногда просыпались и обсуждали случившееся; все, как один, рвались в бой. На рассвете появилось полтора десятка «хейнкелей», целый час они бомбили и обстреливали из пулеметов наш поезд и разнесли в щепки больше половины вагонов. Почти все там были убиты или ранены. Мой вагон уцелел. Оставшиеся в живых покинули разбитый поезд и пешком, без всякого строя, продолжали путь на восток.

Шла не армия, не батарея, не взвод — просто много отдельных людей шагали скопом, неведомо куда и зачем. Дороги были забиты беженцами и отбившимися от своих частей солдатами, точно катила огромная приливная волна, увлекая за собой всех встречных. Целых две недели эта лавина медленно двигалась на восток. Сам я держался группы, которая еще сохраняла какое-то подобие воинского подразделения. Мы надеялись дойти до новой линии обороны, остановиться там и вступить наконец в сражение. Но каждый раз, когда, казалось, такая возможность была близка, наш капитан получал приказ продолжать отступление и, пожав плечами, понуро указывал нам путь дальше на восток.

Плохие новости настигали нас, как хищные птицы, и рвали в клочья последние надежды: немцы заняли Познань, потом Лодзь, Кельце, Краков, наши самолеты и зенитки уничтожены. Дымящиеся руины городов, деревень и железнодорожных станций подтверждали эти горькие известия[15].

вернуться

13

Имеется в виду Мариан Козелевский (1897–1964), который был на восемнадцать лет старше Яна. Еще школьником, в сентябре 1914 г., Мариан убежал из дома в Галицию, записался в Польские легионы Юзефа Пилсудского и воевал на русско-австрийском фронте. После войны он вернулся в Лодзь, примкнул к местной ячейке подпольной Польской военной организации, которую вскоре возглавил, и в ноябре 1918 г. установил от имени независимой Польши контроль над местными железными дорогами. В 1919 г. был переведен офицером в новообразованную государственную полицию и в 1920 г., во время русско-польской войны, возглавлял 213-ю добровольческую полицейскую роту. С 1921 по 1926 г. он оставался офицером действующей армии, служащим в полиции, его начальником был Борецкий (см. главу VIII). В 1931 г. был переведен во Львов начальником местной полиции. Перевез туда мать и брата Яна. Осенью 1934 г. маршал Пилсудский вызвал его в Варшаву и доверил ему пост начальника столичной полиции. В сентябре 1939 г. он не подчинился приказу перевести свое ведомство на восток страны, остался на своем посту и вместе с меньшинством полицейских перешел под начало гражданского комиссара оборонительных сил столицы, президента (мэра) Варшавы Стефана Стажинского, своего старого товарища по Легионам, и согласился остаться во главе польской полиции, подчинив ее непосредственно Сопротивлению.

вернуться

14

После событий в Судетах и в Мюнхене выражение «пятая колонна», впервые появившееся в 1936 г. во время войны в Испании, стало употребляться по отношению к этническим немцам в странах Центральной Европы, выступавшим, вопреки статьям Версальского договора, за воссоединение с рейхом. Согласно переписи 1931 г., немецкое меньшинство в Польше составляло 800 000 человек (2,3 % населения страны) и было сконцентрировано в основном в Померании и Верхней Силезии. Нацизм распространялся в их среде через организацию «Югенддойче Партай», существовавшую в Бельско-Бяла, а также через подпольные ячейки «Ландесгруппе-Полен». Именно эти люди, вместе с заброшенными парашютистами-диверсантами, занимались саботажем с целью помешать мобилизации польской армии. В Катовице, Пщине и Бельско-Бяла немецкие меньшинства пытались поднять вооруженные мятежи посерьезнее, чем стрельба из окон в Освенциме.

вернуться

15

На рассвете 1 сентября 1939 г. без объявления войны бомбардировщики люфтваффе нанесли первый удар устрашения по мирному городку Велюнь в Лодзинском воеводстве. Во время заранее спланированного налета на «цель», не имевшую никакого стратегического значения (зато там находились больницы с нарисованными на крышах большими красными крестами), было сброшено 46 тонн бомб. В результате пострадало 1200 человек, в том числе больные и дети, город был разрушен на 70 %, а его центр — практически целиком.