Расставаясь с генералом, я и подумать не мог, что больше никогда его не увижу. Известие о его трагической гибели пришло меньше чем через два месяца после нашего разговора. Генерал Сикорский умер как солдат на боевом посту, его самолет разбился над Гибралтаром[176]. Злая судьба преследовала поляков в этой войне.
Через несколько недель, подплывая к Нью-Йорку, я увидел статую Свободы, приветствовавшую меня в Америке. Для меня это не только страна Вашингтона и Линкольна, с ней также связаны имена Костюшко и Пулаского[177].
Так же, как в Англии, началась череда выступлений, докладов, встреч и собраний. И самые видные люди задавали мне вопросы, которые я уже слышал: «Что мы можем для вас сделать? Чего вы ждете от нас? Скажите, как вам помочь?»
На это я отвечал: «Конечно, нас очень поддерживает ваша материальная помощь, но гораздо важнее, чтобы вы принесли в Европу свои идеалы, свой образ жизни, американскую публичность, демократию, честность во внешней политике. Европейцы считают вас самой сильной страной в мире, так постарайтесь поделиться с другими странами принципами, изложенными в Атлантической хартии. Постарайтесь не обмануть ожиданий Европы».
Мне снова пришлось рассказывать о своей стране политикам, священникам, бизнесменам, деятелям культуры. Госдеп представлял госсекретарь Генри Стимсон с подчиненными, многие из которых поддерживали тайные связи с группами Сопротивления в оккупированных странах. Информацию для Госдепа я также передавал через Адольфа Берля, члена «мозгового центра» президента Рузвельта, и других руководителей разных служб, в Министерство юстиции — через генерального прокурора Фрэнсиса Биддла, в Верховный суд — через судью Феликса Франкфуртера[178]. Я встречался с представителями католических кругов архиепископами Спеллманом, Муни и Стричем и с еврейской общественностью в лице раввинов Уайза и Мориса Вальдмана и Нахума Гольдмана, с которым виделся неоднократно[179].
Я понял тогда, как тесно связано все в мире, объединившемся против деспотизма и преступлений, против войны и ее трагедий. Мне казалось, что и я сам — частица некой всемирной системы.
Наконец настал час самой важной встречи. 28 июля 1943 года посол Ян Чехановский сообщил мне, что меня приглашает президент Соединенных Штатов, который хочет услышать от меня, что происходит в Польше и в других оккупированных странах.
Я спросил, как я должен разговаривать с президентом.
— Будьте точны и лаконичны, — ответил посол. — Президент Рузвельт — самый занятой человек в мире.
Белый дом показался мне большим, современным, выстроенным добротно, но в провинциальном духе. Вокруг него росло много деревьев и царила тишина. Я представил себе, как выглядело бы здание подобного назначения у меня на родине. Оно было бы окружено статуями, украшено затейливыми башенками и пирамидками, стены были бы увиты плющом, и на всем чувствовался бы отпечаток истории. Тут же передо мной была типичная усадьба богатого помещика. И все же, когда я вместе с послом переступал порог Белого дома, сердце у меня колотилось вовсю. Ведь я находился в самом сердце могучей державы, и мне предстояло встретиться с самым могущественным человеком в мире.
Президент Рузвельт, казалось, никуда не спешит и ничуть не устал. Он оказался очень хорошо осведомлен о польских делах, вопросы задавал меткие, дельные и всегда по существу. Его интересовала наша система образования и все, что мы делаем, чтобы уберечь детей. Он подробно расспрашивал меня об организации Сопротивления и о потерях, которые понес польский народ. Хотел знать, почему Польша оказалась единственной страной без коллаборационизма. Спрашивал, правда ли то, что рассказывают об уничтожении евреев. И вникал во все детали партизанской тактики, диверсионных действий, саботажа.
По каждому вопросу он старался составить себе полное представление, чтобы почувствовать атмосферу подпольной работы, понять внутренний мир людей, которые занимаются ею изо дня в день. На меня произвела огромное впечатление широта его ума. Так же, как Сикорский, он не ограничивался интересами своей страны, а мыслил в масштабах человечества. По окончании беседы я оставил президента таким же свежим, бодрым и приветливым, каким он меня встретил. Сам же я изрядно устал.
Это была не обычная физическая усталость, а приятное утомление плотника, который вбил последний гвоздь в построенный им дом, или художника, который поставил подпись на завершенном полотне. Мой труд тоже был завершен, так что усталость сочеталась с чувством выполненного долга.
176
Генерал Сикорский возвращался в Лондон после инспекции польской армии на Ближнем Востоке. 4 июля 1943 г. его самолет потерпел аварию над Гибралтаром и упал в море. Спасся только пилот. Вместе с Сикорским погибли его дочь и ближайшая помощница Зофья Леснёвская и личный секретарь Адам Кулаковский.
177
Национальный герой Польши Тадеуш
178
Феликс
179
Стивен Сэмюэл