Посол предлагал отвезти меня на машине, но мне захотелось пройтись пешком. Я перешел Пенсильвания-авеню и вышел на Лафайет-сквер напротив Белого дома. Я знаю, почему меня туда тянуло, — там стоит памятник Костюшко. Я сел на скамейку и стал разглядывать прохожих. Все были хорошо одеты, выглядели сытыми, здоровыми и довольными. Война почти не затронула этих людей. Череда картинок промелькнула в моем воображении: роскошная гостиная португальского посла в Варшаве и сразу резкий контраст — пыль, зной, грохот снарядов, горечь поражения; беспорядочный изнурительный марш на восток в поисках несуществующей армии. И дальше: вой ветра и ледяной холод русских степей. Колючая проволока. Поезд. Немецкий концлагерь в Радоме и первое столкновение с чудовищной жестокостью, грязь, голод, унижение. Потом Сопротивление: постоянная конспирация и нервное напряжение. Лыжный переход через горы.
Порабощенный Париж… вездесущие немецкие шпионы… Татры… смертельная усталость… страшное пробуждение — и гестапо. Избиения, адская боль, кровь, заливающая глаза, уши и весь мир.
Памятные слова: «У нас было два приказа. Первый — сделать все возможное, чтобы устроить побег. А второй — ликвидировать тебя, если операция не удастся».
И снова кропотливая, тяжелая, опасная работа в Сопротивлении. Гетто и лагерь смерти… тошнота… неотступные голоса обреченных евреев. Потом Унтер-ден-Линден, Берта, Рудольф — когда-то любимые, а теперь ненавистные люди. Пиренеи — ночные и дневные… Дипломатические приемы, выступления… Мое награждение. И наконец я снова увидел перед собой — так же ясно, как вижу сейчас, когда пишу эти строки, — утомленного старого человека, он смотрел на меня отеческим взглядом и говорил: «Я не даю вам никаких инструкций. Вы не будете официально представлять польское правительство и его политику. Вы окажете нам помощь уже тем, что расскажете все, что видели и пережили, и повторите то, что вам поручили передать в Польше. Вот и все».
Эпилог[***]
Я не претендую на то, что дал в своей книге исчерпывающее описание польского Сопротивления, его деятельности и структуры. Думаю, в данный момент никто и не способен дать такое описание. Это станет возможным не раньше, чем спустя несколько лет после войны, когда будет собрана и сопоставлена вся информация. Я основывался на своем личном опыте, старался вспомнить все, что со мной происходило, рассказать о событиях, в которых участвовал, и о людях, с которыми встречался[181].
Польским подпольным государством, которому я служил, руководило лондонское правительство в изгнании. Мне известно, что, помимо наших структур, существовали другие организации, действовавшие по указаниям или под влиянием Москвы. Но поскольку я писал лишь о том, чему сам был свидетелем, то не стал упоминать о них в книге[182].
Я первый из участников польского Сопротивления, кому удалось опубликовать то, что я о нем знаю. Надеюсь, это побудит сделать то же самое и других, и по этим рассказам свободные народы всего мира смогут судить о том, как жили и боролись поляки в годы нацистской оккупации[183].
Иллюстрации
Ян Карский у себя дома в городе Чеви-Чейз (штат Мэриленд, США).
4 апреля 1995 г.
Диплом, выданный Яну Козелевскому 8 октября 1935 г.
Львовским университетом Яна Казимира.
Вверху: семья Козелевских. Лодзь, 1918 г.
Внизу: слева Ян Козелевский, будущий Ян Карский, в студенческой форме. Рядом в военной форме его брат Мариан Козелевский. 1936 г.
Секретный указ главнокомандующего Армии Крайовой генерала Стефана Ровецкого от 10 февраля 1941 г. о награждении гражданина Кухарского (т. е. Яна Карского) орденом Воинской доблести (Virtuti Militari).
В тексте указа говорится:
«Я произвожу в кавалеры ордена Virtuti Militari гражданина Кухарского, который, выполняя миссию курьера, проник в Словакию, был там схвачен агентами гестапо и успел уничтожить все документы, которые нес с собой. Его бросили в тюрьму, пытали, но он никого не выдал. Пытаясь покончить с собой, перерезал себе вены на руках. Был помещен в больницу в Новы-Сонче, совершил побег с помощью доблестных сограждан и вернулся в наши ряды».
Сам герой узнал о награждении только в девяностые годы.
Не знал о нем и генерал Сикорский, глава польского правительства в изгнании, когда в январе 1943 года вручил орден Virtuti Militari Яну Карскому в Лондоне.
***
Этот постскриптум, сделанный в ноябре 1944 г. для первого американского издания книги, был упразднен в первом польском издании (перевод и обработка Вальдемара Пясецкого) 1999 г., в которое вносил дополнения и изменения сам автор.
181
В авторском предисловии к польскому изданию книги 1999 г. Ян Карский поясняет: «При написании этой книги в 1944 году я честно и точно рассказал обо всем, что помнил. Но обстоятельства того времени накладывали некоторые ограничения на то, о чем можно было говорить».
182
Карский имеет в виду Польскую рабочую партию (ППР), организованную в январе 1942 г. «инициативной группой» переброшенных из СССР польских коммунистов, а также созданную ППР весной 1942 г. на базе вооруженных отрядов коммунистического подполья партизанскую организацию под названием Гвардия Людова (Народная гвардия), в 1942–1943 гг. действовавшую на территории Польши, оккупированной Третьим рейхом; 1 января 1944 г. преобразована в Армию Людову. Очевидно, автор намекает также на учрежденный ППР 1 января 1944 г. Национальный совет
183
Этот призыв Яна Карского был услышан: вскоре после войны были опубликованы воспоминания генерала Владислава Андерса, генерала Бур-Коморовского, Яна Чехановского, Станислава Миколайчика, Збигнева Стыпулковского (его книга называется «Приглашение в Москву» и рассказывает о том, как НКВД похитил и арестовал 16 руководителей польского подпольного государства — 15 штатских лиц, в том числе самого автора, и последнего командующего АК генерала Леопольда Окулицкого, — и о процессе над ними, происходившем в Москве 18–21 июня 1945 г.) и др. Однако все эти книги, так же как свидетельство Яна Карского, оказались не в силах преодолеть идеологическую слепоту и предвзятые мнения о Польше и уникальной судьбе польского народа во время Второй мировой войны.