— И много еще польских патриотов записались немцами?
— Честно говоря, к сожалению — нет. Даже мой отец вынужден скрываться в деревне, потому что не хочет объявлять себя немцем — тогда ему пришлось бы вступать в политическое сотрудничество с оккупантами, а на это он ни за что не пойдет. Многие патриоты, занимающие непримиримую позицию, сурово осуждают нас. Но в борьбе с нацистами нужно забыть о чести и порядочности. Большинство поляков немецкого происхождения совершили предательство еще в сентябре — выступили против нашей страны с оружием в руках. Вот почему, какая бы судьба ни ждала Польшу, мы не можем допустить, чтобы здесь жили немцы. Они верны только Германии. Мы в этом убедились. К ним присоединилась и жалкая кучка предателей-поляков. Остальные же, почти все без исключения польские патриоты, не пожелали стать немецкими подданными. Поэтому скоро тут вообще не останется поляков. А надо удержаться любой ценой, пусть даже для этого придется стать фольксдойче или рейхсдойче[47].
Это звучало убедительно, и я начал склоняться к тому, что она права. Она и сама восхищалась стойкостью поляков, которые, обрекая себя на лишения, отказывались называть себя фольксдойче, но приходилось признать, что гораздо разумнее, особенно для тех, кто способен служить нашему делу, принять немецкое гражданство. Она заметила, что я изменил мнение.
— Понимаете теперь? За два месяца оккупации немцы выселили отсюда на территорию Генерал-губернаторства более четырехсот тысяч поляков.
— Как они это делают?
— Очень просто. Представителей среднего класса, которые не зарегистрировались как фольксдойче, арестовывают без предупреждения. Крестьянам, рабочим и ремесленникам приказывают оставить дома в течение двух часов. С собой разрешается взять пять килограммов багажа — только одежду и еду. В доме надо все прибрать и приготовить к появлению немцев, которые в нем поселятся, им же достанется все добро. Полиция часто заставляет детей украшать столы и пороги домов букетами цветов в знак гостеприимства.
Наш разговор прервал приход ее отца — ведь я его и дожидался. Он подтвердил, что дочь все правильно обрисовала, и согласился с ее выводами. Мы остались с ним наедине и обсудили вопросы, которые мне было поручено ему задать.
В общих чертах дело обстояло так: люди, о которых шла речь, готовы были работать в Сопротивлении, но не на присоединенных к рейху территориях, а в Генерал-губернаторстве, и хотели, чтобы им помогли пересечь границу.
По приезде в Варшаву я сразу явился на явочную квартиру и отчитался[48], а потом пошел домой.
Пани Новак очень мне обрадовалась, они с сыном смотрели на меня с таким восхищением, как будто я вернулся с фронта. На самом деле в этой поездке я подвергался минимальному риску, но все же чувствовал, что ученичество мое кончилось и я стал настоящим участником Сопротивления.
Глава VIII
Борецкий
По-настоящему разбираться в делах подпольной организации я начал только после той поездки в Познань. Дзепалтовский еще раньше познакомил меня с некоторыми ее членами, но тогда за этим ничего не воспоследовало. За мной не было закреплено никаких определенных функций, и завязать прочные связи с подпольщиками не получалось. Мне только изредка давали мелкие поручения. Причина заключалась в том, что в то время, к концу 1939 года, структура Сопротивления еще не устоялась. Она складывалась из множества разрозненных групп и ячеек, которые действовали самостоятельно, не подчиняясь никакому центру. Проникнуть в среду борцов мог каждый — для этого требовалась только личная отвага да еще немного фантазии, дерзости и упорства. Эти группы задавались разными целями, носили громкие названия, например «Мстители», «Карающая длань», «Суд Божий», и придерживались самых пестрых взглядов — от терроризма до мистицизма, не говоря уж обо всей гамме политических программ. Поляки вообще любят тайны и заговоры, а тут еще и обстоятельства к тому располагали. Многие верили, что война скоро кончится и что именно их группировка сыграет решающую роль в воссоздании польского государства.
Посреди этой самодеятельности и неразберихи мало-помалу все же стали появляться некоторые ориентиры и общие принципы. Наиболее устойчивыми оказались старые политические партии, отнюдь не уничтоженные немецкой оккупацией. Объединение происходило одновременно извне и изнутри: с одной стороны, укреплялись связи между подпольным движением в самой Польше и польским правительством в Париже во главе с генералом Сикорским[49]; с другой — сами партии сближались между собой перед лицом общей угрозы. Другим организующим началом стала армия. Стояла задача объединить разбросанные по стране остатки вооруженных сил в новую сильную структуру[50].
48
В эту поездку, как и в последующие в Лодзь, Вильно, Краков и Львов, Яна Карского посылал его брат Мариан Козелевский, возглавлявший одну из ячеек Сопротивления, замаскированную под страховую фирму.
49
30 сентября 1939 г. в Париже начало действовать законное правительство Польской Республики, сформированное в соответствии с конституцией 1935 г., которая предоставляла президенту страны особые прерогативы «в военное время»: в случае невозможности исполнять свои обязанности он имел право личным решением назначить полномочного преемника. Интернированный 18 сентября 1939 г. в Румынию и отрезанный таким образом от союзнической Франции президент Игнаций Мосцицкий 29 сентября передал свои функции бывшему главе сената Владиславу Рачкевичу (1885–1947), находившемуся в Париже. 30 сентября Рачкевич принял присягу в польском посольстве, освободил от обязанностей старое правительство и назначил премьер-министром генерала Владислава Сикорского (1881–1943), что очень устраивало Францию. 1 октября был сформирован и приведен к присяге новый кабинет. На первых порах правительство Сикорского располагалось в помещении польского посольства в Париже, имевшем статус экстерриториальности, но 22 ноября правительственная резиденция была официально переведена в город Анже. Это было коалиционное правительство, объединявшее четыре крупные оппозиционные партии довоенного времени. Смена власти происходила под патронажем, если не под контролем, Франции в лице ее посланника, искусного дипломата Леона Ноэля, и при посредстве посла в Бухаресте Адриана Тьерри. Из-за выборочного интернирования, к которому вынудили Румынию, старое, так называемое «правительство полковников» и, главное, министр иностранных дел Юзеф Бек оказались заблокированными, что позволило выдвинуть на пост премьер-министра генерала Сикорского, который считался настроенным профранцузски.
50
Помимо «Службы победе Польши»