Свое второе задание я получил от Национальной партии[51], одной из самых активных движущих сил объединения. Я должен был отправиться во Львов, тогда оккупированный русскими, выполнить там кое-какие поручения, а затем постараться попасть во Францию и установить контакт с польским правительством. Генерал Сикорский приказал всем молодым полякам пробиваться во Францию и вступать в польскую армию. Этот приказ относился в первую очередь к летчикам, авиамеханикам, морякам и артиллеристам, к которым принадлежал и я. Таким образом, очутившись во Франции, я мог бы выполнять двойной долг: повиноваться генералу и служить Сопротивлению.
В то время политическим партиям в Польше и парижскому правительству необходимо было укреплять связи между собой. Правительство нуждалось в поддержке населения оккупированной страны. А игравшие важную роль в Сопротивлении политические партии, единственные представители этого населения, нуждались в поддержке правительства и желали, чтобы их мнения были услышаны союзниками. Правительство в изгнании было единственным органом, который мог выражать эти мнения.
С помощью циркулировавших между Польшей и Францией эмиссаров были установлены правила сотрудничества. Каждая из ведущих партий должна была делегировать своих представителей в Анже. Ими могли стать члены кабинета Сикорского или кто-то из лидеров либо просто членов этих партий, уже находившихся во Франции. Таким образом, главные политические силы: Национальная[52] и Крестьянская партии[53], Польская социалистическая партия[54] и Партия труда[55] — получили возможность влиять на правительство. В самой же Польше эти партии вступили в коалицию, которая в свою очередь обеспечивала влияние правительства в изгнании на ситуацию внутри страны. Это придавало ему больше веса в глазах союзников, поскольку подтверждало, что правительство — не фикция, а властная структура, которая действительно управляет на расстоянии ходом событий в оккупированной Польше.
В Варшаве частичное соглашение между партиями установилось еще в сентябре 1939 года, в достопамятные дни обороны столицы. Тогда, несмотря на разницу во взглядах, политические организации проявили замечательную дисциплинированность и преданность общему делу, перейдя в подчинение защитникам города.
Во Львове мне предписывалось выполнить двойную задачу: во-первых, привести к такому же согласию тамошние отделения разных партий, во-вторых, установить тесную связь между местной и столичной подпольными организациями. Кроме того, я должен был рассказать львовским лидерам, какие порядки установили на оккупированных землях фашисты, и расспросить их о порядках, установленных советскими оккупантами, с тем чтобы потом передать всю информацию польскому правительству во Франции.
Инструктировал меня Борецкий[56], один из главных организаторов Сопротивления. В межвоенный период он занимал ключевой пост в Министерстве внутренних дел, после переворота 1926 года его отстранили от должности, и он примкнул к оппозиции. Это был знаменитый адвокат, с обширной клиентурой и огромными связями. Я много слышал о нем до войны, но лично не знал. И очень удивился, что он продолжал жить в своем доме под своим именем. Меня принял высокий худощавый человек лет шестидесяти. Принял очень тепло — видимо, слышал похвалы в мой адрес. На всякий случай, чтобы не оставалось сомнений, тот ли я, за кого себя выдаю, мне дали запечатанный конверт с половиной газетного листа. Вторая половина, которая должна была идеально совпасть с первой, находилась у Борецкого. Я предъявил конверт, он взял его, унес, не говоря ни слова, в соседнюю комнату и очень скоро вернулся, улыбающийся.
— Рад видеть вас, — сказал он. — Все в порядке, и цель вашего прихода мне ясна. Вы отправляетесь во Львов, а потом во Францию.
Я кивнул. Борецкий любезно предложил мне сесть, как бы намекая на то, что, прежде чем погрузиться в сложные деловые разговоры, мы можем просто пообщаться по-человечески. Жил он один — семью отправил за город — и был доволен, что так хорошо устроился. Он заварил чай, налил две чашки и предложил мне печенье — далеко, как я заметил, не свежее.
51
В 1939 г. распоряжения отдавались не от лица Национальной партии
52
54
55
56
Под именем Борецкого в книге выведен Мариан Боженцкий (1889–1942). Боженцкий родился в г. Сувалки, в то время входившем в состав России, в семье государственного служащего. Изучал право в Санкт-Петербургском университете. В 1916 г. обосновался в Варшаве, с июня 1918 г. работал в Министерстве внутренних дел, был начальником департамента полиции. Именно он стал организатором государственной полиции, которой руководил в 1923–1926 гг. В эти годы под его началом работал брат Яна Карского Мариан Козелевский. Потеряв должность главного коменданта полиции после государственного переворота 1926 г., Боженцкий в 38 лет начал блестящую карьеру адвоката национал-демократической ориентации. С 1927 по 1934 г. — вице-президент (заместитель мэра) Варшавы. Активный деятель Национальной партии, с 1937 г. — член Партии труда. После начала войны решил остаться в Варшаве, принимал участие в руководстве героической обороной столицы. После капитуляции Варшавы 28 сентября стал одной из центральных фигур гражданского сопротивления. Мариан Козелевский порекомендовал ему своего брата Яна на роль специального агента связи с правительством; 30 марта 1940 г. Боженцкий был арестован и со своим агентом больше не встречался. Его пытали в тюрьме, затем отправили в концлагерь Заксенхаузен, а оттуда в Маутхаузен, где он был убит.