Не вызывало сомнений, что коалицию четырех партий поддерживает большинство польских граждан, но какова по справедливости должна быть мера участия каждой из них в руководящих органах?
Положение усугублялось тем, что каждая партия желала оставаться независимой. Наученные предвоенным опытом, ее лидеры не доверяли высшей администрации и не хотели, чтобы правительство вмешивалось в их дела. Пришлось дать им гарантию, что созданная Сопротивлением администрация никак не будет ущемлять их интересы или посягать на их принципы. Крайне важно было, чтобы представители краковского и варшавского подполья договорились о том, кого они хотели бы видеть на посту руководителя Делегатуры, облеченного большой властью. Наконец, после долгих споров, распрей и всяческих осложнений, все пришли к согласию относительно личности руководителя и делегатов в разных воеводствах из числа членов четырех партий в соответствии со значимостью партии.
Партии решили создать подпольный парламент, задуманный не только как чисто представительский, но и как надзорный орган, который должен контролировать кадровую и финансовую политику Сопротивления. Выработали и правила распределения мест в различных структурах подпольной администрации.
Целью моей новой поездки во Францию было представить отчет о сложном процессе формирования подпольного государства и его механизмов, о спорах внутри коалиции, достигнутых компромиссах и об условиях, на которых Сопротивление обязывалось поддерживать правительство Сикорского.
Мне, кроме того, доверили миссию, которую я считал особенно почетной. Я принял присягу и был посвящен во все самые важные планы, тайны и детали внутренней деятельности Сопротивления. А каждая из партий еще и утвердила меня как полномочного курьера при своем представительстве в кабинете Сикорского. Я поклялся передавать информацию строго по назначению, не использовать ее против какой-либо из партий или в своих собственных карьерных интересах. В общем, я был чем-то вроде духовника при всех партиях, точнее, настоящим каналом связи между Варшавой и Парижем[82].
Меня переполняла гордость.
Глава XII
Провал
Проведя в Варшаве еще недели две, я получил приказ пробираться во Францию тем же путем, что и в первый раз, с остановкой в Кракове. У меня был спутник — семнадцатилетний сын известного варшавского врача. Мой маршрут показался его родителям самым безопасным, и они упросили меня доставить мальчика в Париж, чтобы он записался в польскую армию. После трехдневных переговоров в Кракове с лидерами Сопротивления я направился к границе, мальчик — со мной. При мне был микрофильм — фотокопия тридцативосьмистраничного донесения о планах и предложениях по организации Сопротивления. Пленка была непроявленная, и при необходимости ее можно было в один миг развернуть и засветить. Приближаясь к месту встречи с проводником, я не мог избавиться от дурных предчувствий. Вроде бы и опыт уже был — путь предстоял знакомый, и проводника мне дали надежного, но в воздухе витало что-то настораживающее. Еще в Кракове меня как-то слишком старательно наставляли, слишком много говорили о мерах безопасности. И вот теперь, сидя в поезде, я вглядывался в лицо моего юного спутника и думал, что же нас ждет.
Еще четыре километра пешком от Закопане — и я поступал в полное распоряжение проводника, в дальнейшем он отвечал за все. Проводник прорабатывал маршрут, решал, где и когда останавливаться на отдых и что делать в случае опасности. Каждого курьера переводили особым образом. Ему назначали проводника, который детально знал все участки пути — от исходного пункта, где он встречал своего подопечного, до конечного, уже в безопасной зоне, где передавал его на попечение подпольной организации нейтральной страны, в данном случае Венгрии. А до тех пор оставался физически ответственным за своего, как часто говорили, «пациента». Проводник не имел права ни на минуту оставить курьера, а курьер во всем на него полагался и был обязан выполнять его инструкции.
Когда мы встретились с моим проводником, я заметил, что он как будто тоже опасается за исход нашей вылазки. Сначала я подумал, что мне так только кажется и что на его настроение влияет мое собственное, но скоро он рассказал мне, почему беспокоится. Оказывается, его предшественник, который должен был вернуться неделю назад, до сих пор не пришел. И проводник намекнул, что хорошо бы повременить с нашим походом. Однако я выполнял чрезвычайно важную миссию, а потому не прислушался к его предостережениям и настоял на том, чтобы идти немедленно. Это было в конце мая сорокового. Немцы захватили Голландию, Бельгию и шли на Париж. Я, как все в Варшаве, включая самых осведомленных, верил, что Франция устоит, что немцы слишком далеко продвинулись и наступающие войска будут разгромлены. Но все-таки не мог не задумываться, что будет, если Франция потерпит поражение. За последнее время я приучился рассматривать все варианты развития событий, потому что в подпольной работе нередко как раз самое невероятное и происходит, причем с наихудшими последствиями. Мне было ясно, что в случае падения Франции я застряну с семнадцатилетним мальчишкой на руках где-нибудь в центре Европы. Все связующие нити между Польшей и правительством в изгнании тянулись через французскую территорию. И они оборвутся, если Франция рухнет.
82
Торжественная присяга, которую принимал каждый боец «Союза вооруженной борьбы», позднее Армии Крайовой, звучала так: «Клянусь перед Всемогущим Господом и Пресвятой Девой Марией верно служить своему Отечеству, Польской Республике, защищать Ее честь и, не жалея сил и жизни своей, бороться за Ее освобождение из неволи. Клянусь безоговорочно повиноваться президенту Польской Республики и приказам верховного главнокомандующего, а также назначенному им командующему Армией Крайовой и ни при каких обстоятельствах не выдавать нашу тайную организацию». Курьеры, такие как Ян Карский, прибавляли еще: «Клянусь перед Богом никому не открывать содержания доверенных мне писем, докладов и документов и передавать их только адресатам». Заканчивалась клятва словами: «Да поможет мне Бог!»