Казалось, долгое предисловие его утомило. Он сдулся, как воздушный шар, откинулся на спинку кресла и стал легонько раскачиваться.
— Вы знаете человека по имени Франек? — проворковал он безобидным тоном.
— Франек?.. Франек? Не знаю такого, — ответил я с дрожью в голосе.
— Я ждал, что вы так и скажете. Но так и быть, за первую ложь мы не станем вас наказывать. Франек — проводник подпольщиков. Мы схватили его пару недель назад. И он все рассказал: про маршруты и перевалочные пункты. Мы много знаем о ваших людях, которые следуют этим путем. Что вы делаете, какова цель этих хождений? И не отрицайте свою связь с подпольем. Это бесполезно. Мы рассчитываем, что вы расскажете нам все, что вам известно, господин курьер. Понимаете?
Я облизнул губы. Горло пересохло так, что было больно. Кажется, гестаповец действительно знал или догадывался о многом. Тупо глядя на него, я хрипло пробормотал:
— Не понимаю. Я никакой не курьер.
Он сложил руки на груди и кивнул детинам, стоявшим позади меня. Они только того и ждали. Один из них саданул меня дубинкой позади уха. Страшная боль пронзила голову и все тело. Мне не раз случалось выдерживать удары, но ни один из них не мог сравниться по силе с ударом резиновой дубинки. Все во мне разрывалось от боли, похожей на ту, какая бывает, когда сверло дантиста касается воспаленного нерва, но только в тысячу раз сильнее и по всем нервам сразу.
У меня вырвался крик, краем глаза я увидел занесенную над моей головой вторую дубинку и пригнулся. Пик поднял руку — дубинка замерла.
— Дадим ему еще один шанс, — с усмешкой сказал он. — Похоже, он не очень-то выносливый. Ну, будете теперь говорить?
— Да, но вы мне не верите, — еле выговорил я.
Дикая боль от удара прошла довольно быстро, осталась только память о ней и инстинктивный страх перед новыми ударами. Но сказались еще усталость, голод, бессонная ночь, общее напряжение и угнетающая обстановка допроса — у меня закружилась голова, начались позывы к рвоте. Я зажал рот рукой и чуть не свалился со стула. Мой инквизитор с брезгливой гримасой отшатнулся и крикнул:
— Уведите его! В сортир, скорее, пока он тут все не изгадил.
Меня подхватили и затолкали в грязный туалет. Там над вонючим толчком меня стошнило, болезненные спазмы выворачивали желудок. Когда я разогнулся, меня поволокли обратно в кабинет, где один из гестаповцев силой влил мне в рот почти целый стакан коньяка. Меня посадили на стул, я обмяк на нем, полумертвый, ничего не соображающий.
Следователь вытер губы носовым платком и, презрительно скривившись, спросил:
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше некуда, — с трудом выдавил я.
— Ну так отвечайте на мои вопросы. Откуда вы выехали? Кто дал вам документы и пленку?
— Я уже говорил вчера. Я выехал из Варшавы. Пленку мне дал друг, бывший одноклассник.
— И вы настаиваете на этой нелепой выдумке! Думаете, мы поверим, что на пленке были только снимки варшавских развалин?
— Ничего другого там не было. Клянусь.
— Тогда зачем вы бросили ее в помойное ведро?
Я замешкался с ответом. Вся надежда была на то, что пленка испортилась от воды. В этом случае никаких улик против меня, кроме фальшивых документов, не оставалось. Из раздумья меня вывел рык следователя.
— Отвечай! — заорал он. — Зачем ты бросил пленку в воду?
— Не знаю, — боязливо ответил я. — Я не хотел подвести друга.
— Не хотели подвести… — издевательски подхватил он. — А что ему грозило? Разве на пленке значилось его имя?
— Нет. Наверно, я это сделал просто машинально.
— Машинально? Такая у вас привычка? А свой рюкзак вы тоже машинально спрятали?
— У меня не было никакого рюкзака, — возразил я, изображая оскорбленную невинность.
— Врешь, сволочь! — рявкнул один из гестаповцев и ударил меня кулаком в лицо.
Я почувствовал, как хрустнул и зашатался зуб. Изо рта потекла кровь. Я провел языком по губам, пощупал сломанный зуб, попытался вытолкнуть его совсем.
Следователь жестом отстранил гестаповца и холодно спросил:
— Вы пытаетесь нас уверить, что четыре дня скрывались в приграничной зоне без всяких припасов?
— Но это правда, — твердо сказал я. — Поверьте мне, прошу вас. Мы покупали еду у крестьян по дороге.
— Я же знаю, что вы лжете, — слащаво улыбнулся следователь. — Мы поставили своих людей во все пункты, которые указал Франек. И засекли вас в Прешове. Никаких крестьян у вас по дороге не было, и ни в какую деревню вы не заходили, иначе мы бы вас поймали. Спрашиваю в последний раз: где вы спрятали рюкзак?