Когда гости выпили, закусили, повеселели, тогда Николай взял гармошку, и полилась в хате музыка и фронтовые песни. Песни были новые, совершенно незнакомые для хуторянок, а Парни дуэтом все пели и пели. Там были и «Катюша», и «Вьётся в тесной печурке огонь», и «Смуглянка», и ещё песни, которые знали хуторянки, и они их подпевали парням. Песни так тронули женщин, что они плакали, не скрывая слез. Они вспоминали своих родных и близких, которые, может быть, сейчас сидят у печурки, смотрят на огонь и вспоминают их. Парни пели долго, перепели все песни, некоторые по нескольку раз, а женщины всё слушали и слушали, они готовы были сидеть и слушать до утра. Но парни поднялись со скамейки и сказали: «Нам пора, а то дома нас потеряют». Провожали всей толпой, на прощанье обнимались, целовались, плакали и желали парням выздороветь, а если уйдут на фронт, то вернуться живыми. Когда солдаты уехали, женщины ещё долго не расходились от нашего дома, стояли у ворот и весело обсуждали событие. По всему видно было что, приезд фронтовиков положительно повлиял на психологическое состояние наших хуторянок.
P.S. Должен отметить, что Николай Савинов, после выздоровления, был на фронте, воевал, а когда война кончилась, то вернулся домой в село Бурукшун. Позже, он приезжал к нам и встречался с нашим Андреем. В средине восьмидесятых годов Николай Савинов жил в селе Московском, Ставропольского края, наш Андрей ездил в село Московское и вместе с сестрой Раей ходили к нему в гости. Так что, Николай наказ хуторянок выполнил, поправился после ранения, ушёл воевать и вернулся домой живым. А вот как сложилась судьба у Ивана, у меня информации нет.
ЖЕРЕБЁНОК
В конце лета 1944 года, мы, мальчишки девяти-десяти лет, гурьбой отправились в дальнею лесную полосу за фруктами. Эта лесная полоса находилась на границе с селом Большая Джалга, Может быть, абрикосы там ещё остались на деревьях, после их сбора колхозниками. Идем босиком по пыльной дороге и бойко разговариваем между собой, что, как только увидим немецкого дезертира или шпиона, то мы его поймаем, свяжем ему руки, и отведём его председателю колхоза, а он-то знает, что с ними делать.
На нашем пути около дороги стояло небольшое здание полевого стана. В нём было сделано два помещения: одно закрывалось дверью, а другое было просто под навесом. Мы решили туда заглянуть. Подходим с тыльной стороны, тут я слышу за стенкой лошадиное фырканье и сразу насторожился, что за лошадь? А в то время у нас в колхозе было всего четыре лошади и они всегда были или на работе или в конюшне, вольно они нигде не болтались.
Думаю, надо проверить, кто это там. Подходим, смотрим, стоит наша хромоногая, рыжая кобыла, а рядом с ней, рыженький жеребёнок, небольшой, возраста месяц или чуть больше. Увидев нас, кобыла тревожно захрапела, своей головой прижимает жеребёнка к себе, всем видом хочет показать, что это её детёныш, и она его никому ни отдаст. Глядя на них, я подумал, как это они, находясь в поле, далеко от людей целы остались, ведь их могли волки задрать. А волков в то время у нас было большое множество, в войну на них никто ни охотился, вот они и расплодились.
Нет, думаю, оставлять их здесь нельзя, надо обязательно их переправить в хутор, там они будут в безопасности. Переправить, легко сказать, а как, мы, мальчишки, не можем даже до головы кобылы дотянуться, да она и не даётся, думает, что мы хотим у неё отобрать жеребёнка. Нет, говорю, пацанам, нам одним с ней не справиться, надо вызывать помощь из хутора. Были отправлены гонцы, прямо к главному конюху колхоза, к Ивану Мазепе, он тогда смотрел за лошадями колхоза. А я с тремя мальчишками остался охранять находку, и что бы она никуда ни ушла, и от волков, конечно, тогда я так думал. Через некоторое время, из хутора показалась упряжка, а вскоре, она подъехала к нам, это Иван Мазепа, парень шестнадцати лет.
Приехал на линейке, но моих гонцов с ним не было. Я спросил у Ивана: «А мальчишек, почему не взял с собой?» — «А зачем? Они только мешать будут», — сказал Мазепа. Иван с уздечкой в руках смело идёт к кобыле, я его предупреждаю: «Смотри Иван, она кусаться будет». На что он ответил: «Это она вас кусает, а меня не будет». Конюх подходит к кобыле, она сначала, прижав уши, хотела его укусить, но Иван ударил её уздечкой по морде, и кобыла присмирела. Иван одел ей на голову уздечку и повёл к линейке, там он повод уздечки привязал к заднему борту линейки и мы поехали в хутор.
Жеребёнок всю дорогу шёл около матери, не отставая до самого бригадного двора. Из этого невзрачного рыжего малыша, вырос прекрасный конь, жеребец. Он был высокого роста, темногнедого окраса, с шикарной волнистой гривой и таким же шикарным хвостом, по всей передней части головы пролегала белая полоса, а на всех четырёх ногах были «носки». Объясняю что такое у лошади носки или чулки. Носки, это когда лошадь тёмного окраса, а между копытом и коленкой лошадиной ноги, волосы белого окраса короткие то это носок, а если такой окрас длиннее, то это называется чулки. А лошадники в таких случаях, обычно, говорят: «Лошадь в белых носках, или, в белых чулках». Наш герой был в белых носках, на всех четырёх ногах. Приятно было смотреть, когда конюх, восседая на таком красавце, скакал по хуторской улице, все им любовались, я тоже смотрел и думал, что в том, что из того рыжего жеребёнка вырос такой красавец, есть и моя заслуга, пусть она и небольшая, но всё же есть. Да, чуть не забыл, от нашего героя потом пошло потомство, но, к сожалению, таких красавцев как он сам не было, были хорошие кони, но, как говорится, не то. Помните, я вначале этой главы писал о шпионах, которые прячутся в лесной полосе, так вот, чтобы окончательно распрощаться со шпиономанией, расскажу вам один случай из этой серии.