Роберт Кормер
Я – Сыр.
От автора перевода.
Книга Роберта Кормера «Я – сыр» написана живым языком – языком улицы, языком реальной жизни. Чтобы сохранить его колорит, автор перевода постарался оставить нетронутыми некоторые слова, использованные в языке, на котором книга была написана. Поэтому стоит дословно объяснить некоторые из этих слов.
Герой книги пересекает несколько Северных Штатов Америки на байке: bike – это сленговое сокращение слова bicycle (букв. «два колеса»), что в первую очередь переводится как велосипед, однако bike, это не только велосипед, им может быть и другое транспортное средство на двух колесах, например мотоцикл, и человек, для которого мотоцикл является образом жизни и, образно говоря, даже теми «ногами, которые кормят волка», называется байкером (biker), и это уже не только в американском сленге. Сохранена фонетика звучания названий улиц, например: «Бекер-Дрегстор-Стрит». Стрит (street) это значит улица. Это слово, как правило, прикреплено к названию. Кое-где будет попадаться Майн-Стрит (Main Street). Так называют главную улицу в небольшом населённом пункте. На пути героя книги, при определённых обстоятельствах одна дама смотрит на него глазами Сиротки Энни (Orphan Annie). Маленькая Сиротка Энни изначально явилась персонажем небольшого рассказа, опубликованного в газете «Chicago Tribune» в 1924г. Его автор – Гарольд Грей. В последствии Маленькая Сиротка Энни стала героиней мультфильмов, кинофильмов и песен, вышедших на свет в США. На различных изображениях у этой героини были большие удивлённые глаза на выразительном лице. Герой книги иногда ссылается на образы из новелл Томаса Вольфа (Thomas Clayton Wolfe). Это автор известных в Америке новелл, таких как «Время и река», «Старый дом в Кентукки», «Река послушных детей», «Посиделки у Джека» и многих других.
Я – Сыр.
Роберт Кормер
Я еду на велосипеде. И подо мной уже тридцать первая дорога, пересекающая Монумент, штат Массачусетс. Я на пути в Ротербург-Вермонт, и изо всех сил жму на педали старомодного, изношенного велосипеда – тихоходного и разваливающегося на части. На нем только устаешь. Иногда отказывает тормоз, и искривленное «восьмеркой» колесо скребет по вилке руля. Дорожный велосипед – наверное, когда-то такой был в детстве у моего отца. Холодно. Ветер кусает меня за локти, заползая змеей за шиворот, задирая вверх рукава куртки и стараясь ее расстегнуть. Ноги от усталости наливаются свинцом. А я все кручу и кручу педали.
На улице Механиков в Монументе сворачиваю вправо, взбираюсь на горку, пролетаю мимо госпиталя и, подняв на него глаза, думаю об отце: он где-то в Ротербурге, штат Вермонт… и еще сильнее давлю на педали.
Десять утра. Октябрь – не тот, что на страницах книг Томаса Вольфа, когда горят листья, и летают привидения – он гнилой, мрачный, холодный и сырой, когда солнце редко показывается из-за облаков и к тому же не греет. И мало, кто читал Томаса Вольфа, быть может, за исключением меня и моего отца. Я делал в школе доклад по его книге «Паутина и камень», и мистер Паркер, ведущий у нас Английскую Литературу, посмотрел на меня с подозрением и поставил «В-» вместо обычного «А». Но мистер Паркер, школа, и все это уже где-то позади, а я жму на педали. Мои ноги делают всю работу на этом старом драндулете. В них полно сил. Я проезжаю мимо дома с белой оградой и обливаю грязью стоящего на тротуаре маленького ребенка. Он отскакивает, затем смотрит на меня отрешенно и испуганно, и это стоит мне переживаний.
Оглядываюсь через плечо, но за этим ничего не следует.
Дома, никому не сказав «до свидания», я просто ушел. Без шума. В школу не пошел и никому не позвонил, вспомнил об Эмми, но и ей ничего не сказал по телефону. Проснувшись утром, посмотрел на морозную кромку, окаймляющую оконное стекло, подумал об отце и о его кабинете внизу, вздохнул и встал. Зная, что ухожу, все тянул, а значит, не вышел и через два часа, потому что многое меня пугало – притом сильно. Это было похоже на клаустрофобию и, вместе с тем, на боязнь открытого пространства – паника. Я словно оказался на краю пропасти. Тело покрылось холодным потом, а сердце сильно заколотилось, и страшное ощущение удушья овладело мною… полное неведение того, что произойдет, если дверь вдруг откроется. Я остался дома, и долго ждал, но потом спланировал центр поля… ненавижу бейсбол, в школе навязывали только этот вид спорта, во всяком случае, приходилось учиться играть него со всеми своими однокашниками. Меня словно сметало прочь с поверхности планеты в космос. Я боролся со всеми соблазнами и с собой на земле, и вместе с тем цеплялся за нее изо всех сил. И тогда эти собаки… Я сидел, думая обо всех собаках, нападающих на меня по пути в Ротербург-Вермонт, и говорил себе: «Это же сумасшествие! Я никуда не еду!» Но в то же время знал, что уйду, понимая, что камень — это всего лишь кусочек земли, если его выронить из рук.
Я вошел в кабинет и достал подарок, приготовленный для отца, завернул его в алюминиевую фольгу, в газету и вдобавок обмотал весь сверток липкой лентой. Затем спустился в подвал и взял брюки, ботинки и куртку, и не менее получаса искал шапку. Но все-таки нашел. Без нее мне было бы плохо – без старой, но добротной шапки моего отца. Натянутая на уши, по дороге в Вермонт она решит все проблемы, если будет холодно.
Я сосчитал все свои сбережения. Денег было немного. Тридцать пять долларов и девяносто три цента, чего было бы достаточно, чтобы добраться до Вермонта первым классом «Грейхаунда», следующем в Монреаль, но сомнения в сторону: в Ротербург-Вермонт еду на велосипеде. Автобус и его тесное, замкнутое пространство… а мне была нужна открытая дорога, чтобы плыть по ветру. Байк ждал меня в гараже, и я хотел ехать на нем, своими силами, к отцу.
Прежде, чем выйти, я посмотрел на себя в высокое зеркало, от пола до потолка, в то, что висит перед закрытой дверью в спальню родителей наверху – сумасбродная шапка и старая изношенная куртка. Безусловно, я выглядел нелепо. Эмми как-то сказала: «Ад – понятие философское».
И долго думал об Эмми. Позвонить ей было почти невозможно. Она была в школе. Правда, я мог подделать голос, якобы ее отец срочно просит ее к телефону: что-то неотложное дома. Ее отец – редактор в «ТАЙМС», и всегда говорит с тревогой в голосе в манере, годящейся для передачи самых актуальных новостей по местному радио. Но отложил этот фокус. Всякого рода милые пакости были свойственны Эмми. Да и моя душа была уже по дороге в Вермонт.
Я любил Эмми Герц. Правда, ее фамилия казалась мне смешной. Она, вероятно, слышала немало шуток, связанных с известной фирмой по прокату автомобилей, но я поклялся себе, что никогда так шутить не буду. Во всяком случае, звонить ей пока не стоило. Позвоню ей из Ротербурга. Ограничусь мыслями о ней, буду помнить номер ее телефона, и все время думать о том, как она должна будет меня обнять и поцеловать. Но обо всем этом я старался не думать до того, как буду готов к путешествию.
Я пошел на кухню с пилюлями, взятыми в кабинете, но пить их не стал. Решаться на все нужно было трезво, без допинга – самому. Открыв бутылку, я опрокинул ее, и наблюдал, как зеленые и черные капсулы исчезают в пасти унитаза, и действовал решительно и наверняка.
Выкатив байк из гаража, я направился вниз по дороге. Байк шатало из стороны в сторону, я изо всех сил раскачивался в седле. Портфель отца покоился в корзине над рулевой вилкой. В этом путешествии по свету со мной не было ни провизии, ни лишней одежды.
В конце концов, я подпрыгнул в седле с чувством беспечной храбрости. В этот момент появившееся из-за облаков солнце ярко заслепило в предзнаменовании удачи. Я еще раз качнулся, гоня по улице, и ехавшая мне навстречу машина заморгала фарами. Осознав, что лечу по встречной полосе, я опомнился и засуетился. Переднее колесо со скрежетом юзануло в сторону, и я подумал: «Вот смешно – путешествие в Ротербург!» Собравшись свернуть в сторону, опомнился, подумав об отце, и закрутил педали снова. Перед глазами уже раскинулся Монумент. Я знал, что должен ехать, и ничего не сможет меня остановить – НИЧЕГО!
И теперь я огибаю Монумент и пересекаю район перед Эйсвелом. Указатель на этой стороне дороги показывает на ««Эйсвел Ротари Клуб». Встречи каждый понедельник в полдень». Еду лишь четыре или пять минут. Ноги больше не чувствуют сил. Они устали, и спина ноет от боли. Я не в порядке. И если честно, то в нем никогда и не был, к превеликому удовольствию Эмми Герц. Она очень не любит парней с большой мускулатурой.