Эмми шустро, смазанным пятном пронеслась через стоянку к посадке деревьев. Никто не смог бы ее схватить. Человек в куртке не смотрел на Адама вообще. Он проскочил мимо. Адам, как ни в чем не бывало, выходил через стоянку на улицу. Он уже спустился вниз по этой улице и вспомнил реплику Эмми: «Act nonchalant, always act as thought belong wherever you are» [Неважно, что ты делаешь, всегда веди себя непринужденно].
Они встретились, где договорились. После каждого «Номера» они встречались на Беккерс-Дрегстор на одном и том же месте. Эмми долго смеялась над всей неудачной стратегией прошедшего «Номера».
- Извини, Асс, - сказала она. Она пришла раньше его и уже почти давилась мороженым – «Шоколад с ванилью», как всегда. - Как много машин, в которых ты успел побывать? - спросила она. - Я только в пяти, прежде чем этот парень меня заметил. Он закричал: «Держите их!» - ну, просто как в кино. Все-таки было весело…
И тогда безо всякой причины они стали хохотать, с трудом держась за животы, разозлив Хенри Саннета – продавца, ему было около шестидесяти, вряд ли кто-либо младше сорока стал бы торговать мороженым. Адам взял у него два ванильных молочных коктейля, и они с Эмми долго говорили о других «Номерах» в «A&P». Им обоим было приятно находиться в этом магазинчике, в солнечный день. Эмми сидела напротив него в маленькой кабинке, краснея от любви. В его душе играло: «Она моя, разве нет? Моя!»
Затем они расстались, Адам шел домой к обеду, хотя в его желудке все еще плескался молочный коктейль, а Эмми – в редакцию навестить отца. «Позвони», - крикнула она через плечо, когда уходила.
Адам шел домой, пиная по сторонам всякий мусор. Он думал об Эмми, об автомобильных приемниках и о стеклоочистителях. И все это ради того, чтобы успеть к кошмару, который начался, пока его не было.
Он вошел. Мать оказалась у двери. Ее лицо было белее тумана, а глаза потрясали мраморной окраской.
- Что случилось? - спросил он.
- Грей звонил, - сказала мать. - Тревога.
Т: О, видишь – ты нуждаешься во мне? Все-таки беседовать важно.
А: Почему?
Т: Открытия, даже когда не ищешь. Ты пришел сюда ночью, не находя себе места, никому не веря, и вдруг начал говорить свободно – об Эмми, и в процессе мы очень многое открываем: тревога…
(пауза 5 секунд)
А: Возможно, я не хотел бы это открывать. Меня тошнит. Я устал.
Т: Не думаю, что у тебя есть какой-нибудь выбор.
А: О чем вы?
Т: Я думаю, что ты прибыл в ту точку, на которой уже не можешь задушить воспоминания, и даже хочешь вызвать их, желаешь их больше чего-либо. Факт, что именно это привело тебя сюда ночью. Это значит, что нужно вспоминать. Воспоминания – они должны выйти наружу, они сами проявляются. Они больше не могут гноиться в подсознании.
(пауза 8 секунд)
Т: И нет смысла в доверии чему-либо еще, важна сама неизбежность. Познания должны выйти, ты не можешь больше держать их взаперти.
А: Знаю, знаю.
И он знал. Он знал, что познания ждали своего выхода. Они сидели внутри и ждали, когда он выразит их, выразит их словами, и это уже было реально. Но в то же время, он колебался. Какая-то его часть все еще сопротивлялась.
Т: Что произошло?
А: Мне надо выждать момент.
Т: Время ожидания проходит.
Он знал это и также знал, что Брайнт, или кто еще он там был, сидел напротив него, выжидая, как предатель, как враг (а он теперь им и был). Адам также знал, что Брайнт мог проявить в нем то, что ему самому было недоступно.
Все, чем он мог помочь, это тем, что он мог найти знания о нем без искажений – без искажений чего?
Т: Расскажи мне – расскажи мне о той тревоге, что принес вам Грей.
А: Да, я расскажу…
Он мог рассказать о том, что мать была расстроена. Когда она вела его в гостиную, ее руки незаметно дрожали. И еще его поразило спокойствие в ее голосе, свежесть слов. Все правильно – она была расстроена, но могла все вокруг держать под контролем.
- Все будет хорошо, - сказала она, ее голос был тверд, словно командовала ему быть твердым. Адам подумал, что во все времена родители убеждают своих детей в том, что все замечательно, когда оно, в общем-то, не так. Но ради детей они готовы и на ложь.
- Где отец? - спросил Адам.
- У себя в офисе, заботится о мелких деталях. В ближайшие дни мы уезжаем, Адам.
- Куда уезжаем? Почему? Что все это? - спрашивал он, повышая тон, желая разобраться во всем, что происходит с матерью.
Она взяла его за руку и повела в гостиную.
- Однажды, когда-то это уже случилось, Адам. Это было похоже на пожар в школе или на муляж бомбы. В любом случае, Грей звонил около часа тому назад. Он думает, что, возможно, наши данные обнаружены. Он не уверен и может ошибаться, но требует от нас бдительности.
- И что он знает?
Она раздраженно, через рот выпустила воздух.
- И это самое смешное, Адам. Вспомни, я говорила тебе, что никогда не знаешь, когда игра переходит опасный предел. Конечно, Грей тоже этого не знает. Он сказал, что один из его людей подслушал телефонный разговор, в котором упоминался Монумент…
- Подслушивание, - «Это абсурд», - подумал Адам. – «Что им делать со мной и Эмми Герц, с «Номером» и школой, а также с моими родителями».
- Да. Управление держит под контролем определенных людей. И Монумент был указан в разговоре. Дата была также указана – завтра. Может быть, это ничего и не значит. Возможно, Монумент, упомянутый в подслушанном разговоре, не обязательно наш город и в нашем штате, но прозвучал именно Монумент. Грей думает, что нет шансов быть обнаруженными. Но он считает, что мы на несколько дней должны уехать – прогуляться, попутешествовать. Между тем, его человек будет в городе, наблюдать за домом, проверяя некоторые подозрительные конверты.
- Ты говорила, что нечто подобное случалось и раньше?
- Да. Дважды. Первый раз было одно из случайных совпадений.
Несколько лет тому назад наш город встречал двухсотлетие – он одним из первых был заселен на этой территории. Был праздничный парад, большое количество участников. Отовсюду прибыли телевизионные группы – из Бостона, Ворчестера, и даже Нью-Йорка – для съемки всего этого события. Одна телевизионная сеть планировала специальную программу о том, как маленький городок празднует свое двухсотлетие. Сюда на неделю или на две прибыли репортеры, операторы и постановщики. Грей подумал, что нам было бы логично уехать отсюда на две недели – государство оплачивает наше пребывание в Мене. Две недели на берегу моря, на пляже. Но кое-что делало этот отдых нелегким – осознание причины нашего отъезда.
- Кажется, я помню этот марш, - сказал Адам. - Что-то меня тогда разочаровало. Я маршировал в большой колоне бойскаутов, и вдруг мы свернули на Майн-Стрит, а потом вы с Па говорили, что в лучшие времена ходили, чеканя шаг, и это звучало, словно хлопки в ладоши.
Мать добавила:
- Все это по вине твоего отца, и я таила это, Адам, - в словах матери снова слышалась печаль.
- Что было в другой раз?
- Такой же переполох. Свидетель перед Комитетом Конгресса в Вашингтоне сказал, что он имел секретные материалы, составленные журналистом, который давал первые показания. Он сказал, что журналист исчез при загадочных обстоятельствах, и при этом на севере появился какой-то неизвестный страховой агент. Все это было очень неопределенно, конечно же, но Грей почувствовал, что у нас может и не быть другого шанса. И снова, мы поехали в какое-то путешествие. На этот раз в Калифорнию, в Сан-Франциско. На неделю. И каждый день там были дождь, жара и холод. Тебе было только семь. Так получилось, что те показания ничего не изменили в жизни твоего отца, но для некоторых журналистов такая ситуация обернулась тем, что им пришлось превратиться в агентов ЦРУ.