-----------------------------------
TAPE OZK014 2155 date deleted T-A
Т: Ты звал меня. Желаешь говорить?
А: Да... Я не знаю. Я понимаю, что уже поздно, но я не могу спать. Я спал раньше. Мне сделали укол. Но я встал. Я не могу больше спать, и больше не хочу уколов.
Т: Мне нравится, что ты хочешь говорить со мной.
А: Я не знаю, хочу или нет.
Т: Снова вопрос доверия?
А: Да... кажется, да.
Т: В чем причина недоверия с твоей стороны?
А: В том, что я не знаю ничего о вас. Вы говорите, что ваше имя Брайнт, но это все, что я про вас знаю. Мне неизвестно, доктор вы или нет. Доктор тот, кто делает мне уколы, дает пилюли - что-то вроде того.
Т: И что же объясняет тебе то, что он доктор, а я нет? Просто, потому что он одет в белое, а я предпочитаю деловой костюм? Потому что он распоряжается лекарствами, а я нет? Потому что он делает тебе уколы, а я, очевидно, бездельничаю?
А: Более чем...
Т: Чем что?
А: Я думал, что в первую очередь вы психиатор, ведущий меня в прошлое, чтобы найти и узнать обо мне все.
Т: Разве не так?
(пауза 10 секунд)
А: Да.
Т: Так в чем же сомнения, к чему это бесконечное недоверие?
А: Потому что вы всегда толкаете меня туда, где уже все известно.
Т: Не одна ли это из моих функций? Сколько раз я должен повторять, что я всего лишь твой гид в этой части. Я не направляю тебя. Факт, что я часто следую туда, куда ты ведешь.
А: Вы словно ищите достоверную информацию. Настораживает то, что вы говорите о ней всегда, и она выглядит для вас важнее чего-либо еще, что есть во мне.
Т: Бедный мальчик. Посмотри, как далеко мы зашли. От того первого маленького ключика, коим был автобус, затем собака, к тому огромному количеству познаний, что мы раскрыли в тебе.
А: Я знаю. И я благодарен вам за то, что я так раскрылся, но...
Т: Но что?
А: Все это не до конца. Пустоты остались. Факт, что иногда я в пустоте. Иногда я говорю с вами, и не помню откуда я, где моя комнота в этом помещении, или же где мы вообще. И иногда мне это кажется странным, я отвечаю на вопросы, на которые уже много раз отвечал.
Т: Нам необходимо много раз возвращаться к одним и тем же вопросам. Иногда ты можешь на них ответить, а иногда - нет.
(пауза 15 секунд)
А: Я устал. Мой разум устал.
Т: Ты хочешь вернуться в комноту?
А: Нет. Это странная мысль. Как минимум здесь, я понимаю, что существую.
Т: Нам стоит поговорить немного - о том, что не расстраивает тебя. О чем-нибудь приятном.
А: Без поиска информации?
Т: Без поиска информации.
А: Эмми. Я много думаю о ней.
Т: Мысли об Эмми - счастливые мысли?
А: По большей части. Все эти "Номера" с ней... иногда они так просветляли меня, и она дарила мне свет. Когда эти мысли были потеряны...
Т: Твои мысли должны течь к Эмми. Те "Номера". Хорошие времена. Говоришь, что любишь ее. И ты не хочешь вернуть хотя бы часть того, что ты знал о вашей с ней жизни?
А: Нет, но...
Но он хотел. Еше в тот вихрь дней, когда он открывал для себя прошлое своих родителей и их реальную ситуацию, он понял, в глубине души обвиняя и себя тоже, что ход событий затягивает в свой водоворот и его жизнь. Он ощущал дистанцию от других детей в школе, которая не была тем изолированным отшельничеством, как-то беспокоившим его - скорее одиночеством, которое можно было объяснить поразному, как что-то исключительное - даже сладостное. Его мучило то, что он должен был скрывать от Эмми и от других все, что обрушилось на него в те дни. Он не смел поделиться с нею ничем. Она ничего не должна была знать, а ему хотелось сказать ей однажды: "Наша жизнь - моя и моих родителей, это бесконечный "Номер" - для всех нас." Он был вынужден избегать ее, и это угнетало его. Он боялся своей неспособности сопротивляться той драме, что розыгрывалась в нем в отношении к ней: "Смотри, Эмми, я не просто стеснительный и неуклюжий Адам Фермер. Я беглец, гонимый жизненными сомнениями. Я - Пол Делмонт."
И он избегал ее, не звонил, ссылаясь на то, что он занят, или на то, что мать больна. Вместе с тем его все глубже поглощала пучина тоски, потому что он не мог дать всему этому выйти на поверхность.
"Я сожалею обо всем." - сказал однажды отец, очевидно, скрывая тоску. И Адам не говорил с ним об Эмми, о его желании быть с ней всегда, о боязни того, что не удержавшись он выложит ей все, что он узнал в последнее время. Он не рассказывал отцу о своем залихватском поведении при ней, чтобы выглядеть в ее глазах еще привлекательней.
Т: И ты ничего не говорил Эмми Херц?
А: Ничего. Никогда. До того дня...
Т: И что это за день?
В тот день зазвонил телефон, и мать сказала, что произошло то, чего она так боялась - звонок, что снова должен был перевернуть всю их жизнь. Адам узнал о нем, когда пришел домой поздним субботним утром после "Номера", который они с Эмми наконец выкинули на стоянке около церкви. Но из того "Номера" вышел пшик.