Было 2 часа дня. Территория имперской канцелярии находилась под сильным обстрелом. В непосредственной близости рвались снаряды. Бесчисленные фонтаны земли поднимались вверх. В воздухе стояла цементная пыль.
Доктор Штумпфеггер и Лингэ быстро положили на землю труп шефа, примерно в трех метрах справа от входа в бункер. Рядом стояла большая бетономешалка, которую в свое время привезли для того, чтобы усилить бетонное перекрытие бункера фюрера еще на метр.
Гитлер лежал, завернутый в одеяло, ногами к бункеру. Длинные черные брюки задрались вверх. Правая ступня, как и при жизни, была повернута внутрь. Я часто замечал, что он держал так ногу, когда, усталый, сидел рядом со мной в машине.
Гюнше и я положили Еву Гитлер рядом с мужем. В спешке мы положили ее труп под углом к трупу Адопьфа Гитлера.
Вокруг нас рвались русские снаряды; казалось, будто в этот момент интенсивность обстрела имперской канцелярии и бункера фюрера удвоилась.
Я бросился назад в бункер, чтобы отдышаться и переждать, пока артиллерийский огонь утихнет. Потом я схватил бак с бензином, выбежал из бункера, поставил его рядом с трупами и быстро успел поправить правую руку Гитлера, пододвинув ее ближе к телу. Его волосы развивались на ветру.
Я сорвал пробку с бака. Снаряды рвались совсем рядом. Пыль и грязь покрыли нас. Вокруг свистели осколки. Спасаясь от обстрела, мы снова бросились в бункер.
Нервное напряжение достигло предела. Мы нетерпеливо ждали момента, когда разрывы снарядов станут реже и появится возможность облить трупы бензином.
Низко пригибаясь, я снова выбегаю из бункера, хватаю бак с бензином. Делаю это только потому, что осознаю: это последний приказ Гитлера. Ценой огромных усилий мне удается заставить себя вылить бензин на трупы.
Меня охватывает дрожь. Были мгновения, когда я терял самообладание. «Я не могу этого сделать!»
И все же в эти моменты чувство долга берет верх, заставляет пересилить себя. Рядом со мной Гюнше и Лингэ. Они тоже выполняют свой последний долг перед Гитлером и его женой. Ветер играл одеждой мертвых, пока она не намокла от бензина. Гюнше и Лингэ — это видно по их лицам — также испытывают внутреннюю борьбу.
Снаряды продолжали рваться, и нас то и дело обсыпало землей. Забыв о смертельной опасности, я вытаскивал из бункера один бак с бензином за другим, чтобы как следует подготовить последний акт этой трагедии. В свое время, когда бетономешалка еще работала, рядом с ней образовалась канава, в которой и лежали трупы. Вылитый мной бензин образовал лужу, и одежда трупов пропиталась им.
Мы еще раз бросились в бункер за новыми баками с бензином. Но тут артиллерийский огонь настолько усилился, что выйти из бункера было невозможно. Только чудо уберегло нас в тот момент от гибели.
У входа в бункер, рядом с нами, выполнявшими эту страшную работу, стояли доктор Геббельс, Борман и доктор Штумпфеггер. Никто не мог в этот момент покинуть бункер. Снаружи был ад!
Надо было выскочить еще раз, чтобы зажечь бензин.
Но как это сделать? Предложение поджечь гранатой я отклонил. Случайно мой взгляд упал на большую тряпку, которая валялась рядом с пожарными шлангами у выхода из бункера.
— Вон тряпка! — крикнул я.
Гюнше бросился и схватил ее. Открыть бак и смочить тряпку бензином было делом одной секунды. Тряпка быстро пропиталась горючим.
— Спичку!
Доктор Геббельс достал коробку из кармана и протянул ее мне. Я чиркнул спичкой и поджег тряпку. Едва огонь вспыхнул, я бросил горящий шар, и он, описав дугу, упал на трупы. Мы уставились на них широко раскрытыми глазами. Через секунду вверх взметнулось огромное пламя и поднялось облако черного дыма.
Зловещее зрелище представлял собой этот огромный столб дыма на фоне горящей столицы.
Словно окаменев, смотрели на эту картину доктор Геббельс, Борман, Штумпфеггер, Лингэ, Гюнше и я. Огонь медленно пожирал трупы. Все мы, шесть человек, поспедний раз прощались с шефом и его женой. Затем, глубоко потрясенные ужасом всего происшедшего, мы спустились в бункер.
Бензин догорал. Между тем трупы еще даже не обуглились, и, поскольку подливать бензин в горевший костер было невозможно, приходилось выжидать, пока огонь не погаснет, а потом снова поливать трупы бензином и поджигать его. Русская артиллерия не прекращала обстрел, и казалось, что сжечь трупы так, чтобы они обратились в пепел, нам не удастся.
Сожжение трупов длилось с 14 часов дня и примерно до 19.30 вечера. В этих невероятных условиях мне удалось с помощью моих людей доставить еще несколько сот литров бензина.
Когда мы возвратились в бункер, то увидели, что там собрался весь штаб. Многие выходили наверх, чтобы отдать последний долг шефу и его жене. У таких закаленных в боях людей, как комендант правительственного квартала бригаденфюрер Монке, генерал полиции Раттенгубер и другие, по щекам текли слезы.