Что будет с нею и с ее детьми?
Она не хочет расставаться со своим мужем… да теперь уже и слишком поздно.
Эта мысль не давала мне покоя. Неужели нельзя спасти невинных детей? Наступило 1 мая 1945 г.
Настроение в бункере фюрера стало почти невыносимым. После обеда пришел статс-секретарь Науман и просил меня доставить в бункер еще 200 литров бензина. Доктор Геббельс и его жена приняли решение, по примеру Адольфа Гитлера и его жены, покончить с собой тотчас же после нашего прорыва из имперской канцелярии и хотят, чтобы их тела были сожжены.
К этому моменту в руках немецких войск оставались только площадь Белле-Альянц, Ангальтский вокзал, Потсдамский мост, Бранденбургские ворота, вокзал «Фридрихштрассе», а также дворцовый квартал.
В лазарет бункера была доставлена тяжело раненная молодая девушка. Платье ее было разорвано и испачкано кровью. Ей немедленно промыли раны и наложили повязки. Несмотря на страдания, с ее уст не сорвалось ни одной жалобы. Бледная и усталая, лежала она в бункере. Чуть слышным голосом она спросила о своем женихе. Ей было известно, что он работает у меня шофером в имперской канцелярии. Она не надеялась встретить его здесь, так как считала, что он выполняет какой-нибудь приказ и, должно быть, сейчас где-нибудь в пути.
Но судьба подарила ей счастливый случай. Жених оказался на месте. Я немедленно вызвал его. Молодая девушка, казалось, сразу забыла обо всем, в том числе и о своих физических страданиях.
Молодой человек обратился ко мне и сказал, что он хотел бы исполнить желание своей невесты: они просят чтобы их немедленно обвенчали. Я тут же отправился к статс-секретарю доктору Науману.
Он был юристом, знал законы и к тому же до этого уже оформил брак нескольких пар. Но просьбу молодых людей Науман исполнить отказался, заявив, что он слишком занят и не может сделать это в данный момент. Его непосредственный начальник, доктор Геббельс, дал ему срочное поручение.
Таким образом, мне, начальнику жениха, не оставалось ничего другого, как обвенчать молодых. Я приказал составить свидетельство о браке и назначил церемонию бракосочетания на 18.00 в диетической кухне бункера.
Опираясь на руки свидетелей, девушка вместе со своим женихом вошла в кухню. Как было и раньше во время бракосочетаний, здесь воцарилась некая торжественность. Слышно было только, как в саду имперской канцелярии рвались снаряды. Когда снаряды попадали в бункер, было такое впечатление, будто по случаю торжества разбивают бокалы.
Мне трудно было найти подходящие слова. В этой неслыханно тяжелой обстановке глаза молодых людей светились таким огнем и они смотрели на меня с таким глубоким доверием, словно все это происходило совсем в другое время и они были обыкновенной счастливой парой.
Вскоре после венчания я узнал о том, что дети Геббельса умерли.
Доктор Штумпфеггер рассказал мне, что Геббельс просил его впрыснуть им быстро действующий яд. Доктор не смог этого сделать: мысль о собственных детях не позволяла ему совершить такой поступок. Геббельс был в отчаянии. Он ни в коем случае не хотел, чтобы его дети попали живыми в руки врага. В конце концов он нашел среди беженцев в угольном бункере врача, который согласился выполнить просьбу супругов Геббельс. Этот-то врач и умертвил детей.
Последние приготовления к прорыву были закончены. Лишний багаж нужно было оставить здесь. Наследство фрау Евы Гитлер, которое она распределила незадолго до своей смерти, можно было взять с собой лишь частично.
Часы показывали 20 часов 45 минут.
Для сожжения трупов Геббельса и его жены все было приготовлено. Об этом позаботился сам Геббельс.
Желающие участвовать в прорыве — солдаты, беженцы и раненые — были разделены на отдельные группы. К группе, которой командовал я, были присоединены еще 30 женщин.
Я еще раз спустился в бункер фюрера, чтобы проститься с доктором Геббельсом и его женой. Хотя их дети были уже мертвы, сами они держались спокойно и стойко. Фрау Магда Геббельс попросила меня разыскать ее сына от первого брака Гаральда и передать ему сердечный привет от нее. Я должен был рассказать ему о том, как умерла его мать.
Наступила темнота. Разбившись на группы, мы покидали имперскую канцелярию. Быстро прошли вымершую Вильгельмплац, спустились в тоннель метро и по шпалам направились к Фридрихштрассе. Примерно через два часа мы добрались до вокзала Фридрихштрассе.
Здесь мы увидели потрясающую картину. Смертельно усталые солдаты, раненые, о которых никто не заботился, и беженцы лежали у стен, на ступеньках лестниц, на платформах. Большинство этих людей уже потеряло всякую надежду на бегство и было безучастно ко всему происходящему.