– Лира, чего не отвечаешь? Спишь, что ли?
С трудом разлепила глаза. Сквозь трещину в ставнях пробивались лучики зарождающегося утра. Голова гудела, словно натруженный колокол. Я еле сдержалась, чтобы не застонать. А вот моя подружка, напротив, чувствовала себя очень и очень неплохо. Облокотившись на подушку, она взирала на меня мечтательно блестящими глазами.
– Нет уже, – недовольно пробурчала я. – Сама чего не спишь?
– Не спится, – вздохнула подружка, а потом вогнала меня в ступор вопросом. – Как ты думаешь, он женат?
Вновь встревоженно вгляделась в подругу. И опять не обнаружила печати порока. А вот дебилизма – да. Весьма отчетливо. Это разозлило.
– Мы же с тобой собирались в сестры милосердия! Забыла?!
– Да нет, не забыла, – успокоила она меня. – Мне просто интересно. Он такой красивый. Вон как разрумянился!
Румянец на парне действительно присутствовал. И мне он сильно не понравился. А когда приблизилась и померила пульс, то не на шутку испугалась:
– Знаешь, Нора, а у нас проблема, – сообщила я. – Большая проблема.
4. Смерть моя, иль ты приснилась мне
Я похлопала парня по щеке. Он что-то пробормотал, но так и не очнулся. Святые угодники! Да от него несло жаром как от печки!
– Вот и что прикажешь теперь делать?
Я обреченно вздохнула. Надежда на то, что поутру он исчезнет, испарится, растает как утренний туман, развеялась как дым. А значит, в скором времени состоится знаменательная встреча парня с Благочинной. И тогда…
Зажмурилась. Помотала головой. Не помогло. От предчувствия грядущего кошмара я почувствовала озноб. Благочинная сестра Пира имела обыкновение ежедневно инспектировать комнатушки воспитанниц. И не было такого тайничка в стенах нашего института, который бы она не отыскала. Куда только ни прятали девушки небольшие сувениры от родных и близких: зашивали в матрасы, запихивали в мышиные норки, заталкивали в небольшие проемы в стене… Бесполезно. Нашей Пире благоволил сам великий Контролер. Периодически то одну, то другую несчастную она собственноручно отхаживала розгами. И если за сокрытие пудреницы присуждалось десять ударов, а за коробочку засахаренных фруктов – пятнадцать, то сколько получим мы с Норой за обнаруженного у нас мужчину? Этот вопрос сводил меня с ума.
А вот Нору нет. Она рухнула на колени перед несносным типчиком и принялась обтирать ему лицо мокрой тряпицей.
– Это я виновата! – всхлипнула она. – Вот зачем, зачем я ударила его? Да еще в раненую голову. О, милостивый Сеятель, теперь из-за меня он умрет от воспаления головы!
– Вы оба больны на всю голову, – вспылила я. – Затрещина – это твой единственный правильный поступок. Нечего было в нашу келью лезть и руки распускать.
– С чего ты взяла, что он руки распускал? Он просто не хотел упасть. Ослаб, вот и держался за меня. А потом, мне было совсем-совсем не больно. Даже приятно.
– Ты про поцелуй?
Подруга зарделась и невольно провела по губам.
– Ну, поцеловал. Не казнить же его за это? Посмотри, – она нежно освободила его лицо от слипшихся прядей. – Он же на ангела похож!
– Вот и давай отправим этого ангелочка туда, где ему место, – буркнула я. – Чтобы сам не мучился и другим проблем не создавал.
И вдруг поняла – а мне нравится эта идея! А что? Он и так уже на ладан дышит. Если подушку к лицу приложить да надавить посильнее… Я явственно представила себе, как сестра Пира влетает в наш учебный класс. Вся красная, с засученными по локоть рукавами и пучком розог в мужеподобной руке. «Мадемуазель Волковская, не могли бы вы объяснить, что на вашей кровати делает мужчина? Мадемуазель Савойская, вас мне тоже очень интересно послушать!» Мы со своих мест тихонько так поднимаемся, капюшоны пониже опускаем и начинаем поскуливать на тему: «Знать не знаем, ведать не ведаем. Уходили – никого в келье не было. Не виноватые мы. Он сам пришел». И тогда наша классная дама сестра Агнесс вмешивается (она нас всегда защищает): «Оставь, Пира, девочек в покое. Не видишь разве…»
– Да как ты могла даже подумать такое?! – взвилась подруга. В этом негодовании все черновые наброски нашего будущего спасения сгорели как сухая труха. – Он ведь кому-то брат или сын…
– Или муж, – поддела подругу раздосадованная я.
Но Нора не обратила на подковырку внимания. Вновь склонилась над шалопаем. И ведь нет, чтобы просто очередной раз увлажнить лицо. Надо елозить мокрой тряпкой по щекам и шее, испуская при этом томные вздохи. Я почувствовала, что меня сейчас стошнит, и отвернулась. И почти сразу услышала стон: