Каролина сильно закусила нижнюю губу, отчаянно пытаясь не кричать, несмотря на испытываемое ею сильнейшее наслаждение. Эндрю поднял голову, как только услышал издаваемые ею приглушенные звуки, и его глаза дьявольски сверкнули.
– Кричи, сколько хочешь, – прошептал он. – Тут тебя никто не услышит.
Его рот вернулся к ней, и она закричала, выгибаясь навстречу его губам. Он удовлетворенно замычал и обхватил ее тугие ягодицы своими большими теплыми руками, пока его рот продолжал пиршество. Она почувствовала, как его палец коснулся ее узкого отверстия, вращаясь, дразня… погружаясь в нее с изящным мастерством.
– Чувствуешь, какая ты влажная, – промурлыкал он в ее блестящую от любовной росы плоть. – Вот теперь ты готова к тому, чтобы тебя взяли. Я могу ввести в тебя каждый дюйм моего члена.
Теперь она поняла, почему не смогла вместить его раньше.
– Пожалуйста, – прошептала она, умирая от желания. – Пожалуйста, Эндрю...
Его губы вернулись к влажным чувствительным складкам. Ахнув, Каролина замерла, когда его палец скользнул глубоко внутрь нее, двигаясь в том же сладком ритме, что и его рот.
– Боже мой, – произнесла она, лихорадочно хватая ртом воздух. – Я не могу… Я не вынесу этого, пожалуйста, Эндрю, Боже мой…
Мир исчез во взрыве огненного блаженства. Она стонала и дрожала на волнах чистого экстаза, пока наконец ее не унес прибой сонливость, непохожий ни на что, доселе испытанное. Только после этого его рот и пальцы оставили ее. Эндрю, приподняв Каролину, потянул на себя покрывало и простыню, пока они не оказались завернутыми в кокон. Они лежали рядом, ее нога обвилась вокруг его, а голова покоилась на его твердом плече. Дрожащая и уставшая, она расслабилась в его руках, разделяя с ним каждый момент удовольствия, как покой после сильного шторма.
Рука Эндрю гладила ее по растрепавшимся локонам, распределяя их по своей груди. После продолжительного состояния горько-сладкой удовлетворенности, он тихо заговорил, касаясь губами ее виска.
– Для меня это никогда не было розыгрышем, Каролина. Я влюбился в тебя в тот самый момент, когда мы заключили эту проклятую сделку. Я полюбил твой неукротимый дух, твою силу и красоту… Я сразу понял, насколько особенной ты была. И знал, что не заслуживаю тебя. Но мне пришла в голову чертовски глупая идея, что так или иначе я смог бы стать достойным тебя. Рядом с тобой я хотел начать все с чистого листа. Я даже прекратил думать о проклятом отцовском наследстве. Но в своем высокомерии я не учел того факта, что никто не может избежать последствий своего прошлого. А я должен искупить кучу плохих поступков… Они будут преследовать меня до конца жизни. Ты же не хочешь быть частью этого уродства, Каролина. Ни один мужчина не стал бы просить любимую женщину, чтобы она жила с ним, каждый день задаваясь вопросом, когда всплывет очередная грязная часть его прошлого.
– Я не понимаю. – Она приподнялась на его груди и посмотрела в серьезное и озабоченное лицо. – Скажи мне, что Джулианна сделала такого, чтобы все изменить?
Он вздохнул и отвел назад прядь ее волос. Было ясно, что он не хотел рассказывать, но больше не собирался отказывать ей в правде.
– Ты знаешь, что у нас с Джулианной когда-то был роман. Еще какое-то время спустя мы оставались определенного рода друзьями. Мы очень похожи с Джулианной – оба эгоистичны, корыстны и бессердечны…
– Нет, – стремительно сказала Каролина, прижимая пальцы к его губам. – Ты не такой, Эндрю. По крайней мере, больше не такой.
Он слабо улыбнулся и поцеловал ее пальцы, прежде чем продолжить рассказ:
– После того, как наша связь закончилась, мы с Джулианной развлекались, играя в игру, которую сами придумали. Каждый из нас должен был назвать кого-нибудь – всегда добродетельного и очень уважаемого человека, которого другой должен был соблазнить. Чем более тяжелой была задача, тем более непреодолимым был вызов. Я назвал высокопоставленного чиновника, отца семи детей, с которым Джулианна закрутила роман.
– А кого она выбрала для тебя? – тихо спросила Каролина, испытывая от его постыдных признаний странную смесь отвращения и жалости.
– Одну из своих «подруг» – жену итальянского посла. Симпатичную, застенчивую и известную своей скромностью и набожностью.
– Я полагаю, ты преуспел.
Он кивнул безо всякого выражения:
– Она была хорошей женщиной, и ей было что терять. У нее был счастливый брак, любящий муж, три здоровых ребенка… Бог знает, как мне удалось убедить ее поразвлечься. Но я это сделал. А потом она могла унять чувство вины единственным путем – убедив себя, что она в меня влюбилась. Она написала мне несколько любовных писем, полностью ее разоблачающих, о которых она вскоре очень пожалела. Я хотел сжечь их, должен был, но я возвратил их ей, думая, что ее беспокойство утихнет, если она сможет уничтожить их собственноручно. Тогда ей не нужно было бы бояться, что одно из них однажды выплывет и разрушит ее жизнь.