Я очень люблю родителей. Я не хочу, чтобы они страдали, Рома прав.
— У тебя все еще будет в жизни, солнце! Ты такая замечательная, даже не знаешь сама — какая! — говорил он. Мне казалось, что Роман говорит от сердца. Несмотря ни на что, он остался мне другом, и в такой ситуации захотел поддержать… Хотя бы так. Это лучше чем игнор. Да, не любит, выбрал другую, но и не выкинул меня из своей жизни окончательно. Поддержал как смог, я понимаю, что снова скрываться ко мне и лететь Рома не станет — его не поймет она… — Пожалуйста, только на ставь крест на себе. Лада, ты слышишь?
— Слышу…
— Постараешься?
— Да…
— Звони, если плохо. Хорошо?
— Хорошо, — ответила я, понимая, что больше никогда ему не позвоню.
Больше нас ничего не связывает. Рома меня на любит. Зачем звонить ему и портить новые отношения? Я там лишняя.
— Ну тогда… ты поспи, ладно? Слышно по голосу, что после операции у тебя еще большая слабость. Попробуешь поспать?
— Да.
— И если нужна помощь — обращайтесь с родителями. Мы поможем с мамой.
— Спасибо.
— Тогда отдыхай. Да?
— Да.
— Пока, Лада…
— Пока…
Он повесил трубку, а я так и осталась сидеть и просто бесцельно смотреть на телефон, на экране которого все еще горели цифры номера Ромы. Цифры, которые я сейчас удалю и больше никогда в жизни не наберу.
Дверь в палату открылась, вырвав меня из мыслей. От неожиданности я вздрогнула и выронила на пол телефон.
— Черт… — проворчала я, оценивая, не разбился ли вовсе аппарат, иначе мне будет невозможно позвонить родителям. А мне так их сейчас не хватает.
Вошедший в палату высокий мужчина в медицинском одеянии подобрал его с пола.
— Доброе утро, — протянул он мне его.
Я забрала свой телефон из его большой руки. Потом подняла взгляд и встретилась со светло-карими глазами. Мужчина был явно старше меня.
«Доктор Старков» — прочла я на его бейдже.
Так вот кто меня оперировал. И спас. Когда его не просили…
Я нахмурилась вместо ответа. Для меня это утро совсем не доброе…
3
— Доктор Старков, — кивнул он мне. — Константин. Я буду вас курировать.
— Здравствуйте, — выдавила я из себя.
Старков прошел к окну и раскрыл перед собой папку с моим именем.
— Воронцова Лада Михайловна, — прочел он. Потом хмыкнул, полистал еще карту, затем поднял на меня свои светло-карие глаза. — Двадцать три года.
Я молчала. Свои данные я и так знаю. Для чего он их проговаривает вслух? Так все врачи делают?
— Открывайте живот, — сказал он, когда я так ничего и не ответила. — Я осмотрю шов.
С его помощью я легла на подушку удобнее. Приподняла чуть подол сорочки, которую мне одели после операции и застыла на месте. Мне придется задирать ее почти до груди, открывая ноги и белье, чтобы врач смог посмотреть шов на животе. Искоса глянула на доктора — молодой еще мужчина, пусть и старше меня, он будет смотреть на меня почти голую и касаться? Да я и поднять сорочку не смогу одной рукой… ему придется мне помогать. Боже, это ужасно! Но я же не могу не давать осмотреть себя…
— В чем дело? — изогнул он одну бровь.
— А нельзя назначить мне доктора-женщину? — спросила я.
— Нельзя, вас уже курирую я, — ответил невозмутимо врач. — Я вас оперировал, и хочу знать, как себя ведет шов. Чего вы стесняетесь?
— Вы — мужчина… — смущенно ответила я.
— Я — врач, — отметил он. — И вы мне интересны исключительно как пациент. Для вас лучше, если я проконтролирую ваше выздоровление. Так что — будем лечиться или капризничать?
А нужна ли мне эта жизнь? Меня спросили, хочу ли я быть здоровой? Мне совершенно все равно, что с моим швом… Болит только очень, хотя за душевной болью я почти не замечала физической.
Но наверное, будет плохо, если шов как-то не так станет заживать, воспалится или что еще… Этот врач проводил операцию, пусть сам и оценивает свою работу. Чего я действительно испугалась? Врач — существо бесполое.
Я подняла сорочку как смогла, и все же ощутила не самые приятные эмоции, когда мое белье, которое надевают всем после таких операций, открылось взору доктора. Константин подошел ближе и подцепил другой край сорочки. Потянул ее вверх, обнажив и ноги, и живот выше пупка. Все это меня смущало и заставляло сердце прыгать в груди. В моей жизни был только один мужчина, который касался меня и видел без одежды — Рома… И теперь мне тяжело, что меня видит такой и касается кто-то другой, пусть это и мой доктор. Я уже жалела, что не настояла на смене врача…